Добавлено (08.11.2012, 22:20)
---------------------------------------------
За три года их отношений они побывали в пряничной рождественской Праге, покрытой плесенью влажной и старой Венеции, чопорном Лондоне и почти на всех модных среди «ещё не очень старых русских» морских и горнолыжных курортах. «Видишь ли, малышка, ради моря нужно ехать в Египет», - говаривал он небрежно и немного рисуясь. «А как же пирамиды?» - изумлялась Лиза. «Пирамиды, Турция, Эйфелева башня – это всё уже неактуально. Серьёзные люди ездят в Египет ради моря, в Швейцарию или в Куршавель – ради лыж, а в Амстердам – ради каналов. А ещё в Венецию – ради площади Сан-Марко, или в Утрехт – ради базилики Святого Петра. Лично я ещё очень люблю ездить в Лион, потому что там работает Поль Бокюз, лучший повар мира… Люблю, знаешь ли, повеселиться!» Чаще всего Сергей отправлял её одну и потом прилетал на пару дней, решая попутно какие-то свои дела, но она всё равно была счастлива и благодарна ему за то, что он смог вырваться и забросить ради неё свои мужские заботы. Оглядываясь назад, она часто потом думала, что именно это время – время безоблачной и незамутнённой любви, безграничного счастья и безусловной преданности – и было той самой-самой белой полосой, которая случается в жизни далеко не со всеми. И, конечно же, только один раз.

Добавлено (08.11.2012, 22:20)
---------------------------------------------
***
Естественно, Настя проспала. На удивление, ничто сегодня не нарушило её крепкого, почти обморочного сна, и когда она с трудом разлепила глаза, было уже далеко за полдень. Она совсем не отдохнула, всё тело ломило, голова трещала, за окном уютно шуршал мелкий дождь, и безумно хотелось завалиться снова под одеяло и проваляться до вечера с книжкой. Но, во-первых, хотелось есть, а во-вторых – ну, неприлично же работающей девушке дрыхнуть по полдня! Не расслабляться, не лениться, а в душ, кофе с бутербродом – и за работу!
В душе она всё-таки позволила себе понежиться подольше, но потом всё равно сделала воду максимально холодной, чтобы с трудом терпеть, и, выскочив из ванной и закутавшись в старенький халатик, уселась с чашкой кофе у окна. У неё была мелкая мещанская мечта – купить себе толстый длинный розовый банный халат с капюшоном (и плевать, что выглядеть она в нём будет точно как маленький, но очень милый слоник), кучу всяких-разных ароматических солей, масел и других приятных штучек для ванной, хорошую кофемолку, джезву – пузатую, с красивой восточной вязью, с длинной удобной ручкой, целый килограмм дорогого хорошего кофе, большую коробку настоящего швейцарского шоколада «Lindt», горького и пахучего, и однажды целое воскресенье посвятить блаженному ничегонеделанию (как певуче выражалась Ада, «дольче фараниенте»). «Как мало человеку надо для счастья! - думала она, усмехаясь про себя и понемножку отхлёбывая остывающий кофе. – Разве когда-нибудь я могла себе представить, что буду всерьёз мечтать о таких мелких пустяках?» Эта мысль была грустной, но почему-то не горькой, не безнадёжной – как дым от поздних осенних костров.

Добавлено (08.11.2012, 22:21)
---------------------------------------------
Согревшись, она переоделась в старые джинсы и длиннющий растянутый свитер (рукава в нём были хронически закатанными вот уже пару лет, кое-где пришлось поднимать петли, но расстаться с ним было выше Настиных сил) и совсем было уже собралась вплотную заняться просьбой дяди Арсения, как вдруг в прихожей раздался звонок – резкий, требовательный и нетерпеливый. «Дверью ошиблись», - решила Настя, но звонок не унимался, и на площадке слышались чьи-то голоса. Недоумевая, Настя заглянула в глазок и изумилась – в дверь трезвонила Аллочка, как всегда, невозможно красивая, в кокетливом блестящем розовом дождевичке, супермодном и, по-видимому, безумно дорогом, что-то сердито при этом выговаривая кому-то невидимому, стоящему рядом. Её сердитое выражение лица мгновенно изменилось при виде Насти, и она нежно проворковала:
- Привет! Вы Настя? А я Ваша соседка снизу, Алла. А этот придурок – мой знакомый, Жорик, - она отступила в сторону, и перед Настей предстал печальный молодой человек в офисном костюме, обременённый огромным количеством пакетов и всем своим видом сильно напоминающий средних размеров гиппопотама. Он молча и как-то виновато кивнул ошеломлённой Насте и снова отступил куда-то за Аллочкину спину.

Добавлено (08.11.2012, 22:21)
---------------------------------------------
- Вы нас извините, пожалуйста, - продолжала щебетать Аллочка, совершенно не обращая внимания на Настино недоумение, - но этот придурок двери захлопнул, а ключи внутри остались, а я и не подумала, и мы теперь в квартиру попасть не можем!
- Да, но… чем я-то могу?.. – начала Настя, но оказалось, что у Аллочки был
план. Придурок во искупление своей вины должен был спуститься с Настиного балкона и попытаться войти в квартиру через балконную дверь, которая, возможно, была открыта. А возможно, и не была. Тогда вступал в силу план Б – аккура-а-атненько разбить стекло и, просунув руку, всё-таки открыть балконную дверь. Излагая свои стратегические соображения, Аллочка незаметно и очень естественно продвигалась вглубь квартиры, и последние детали плана озвучила, уже сидя в кресле и озираясь с выражением живейшего любопытства на кукольном личике. Указанный придурок во время обсуждения стратегии спасения скорбно маялся в дверях, не решаясь поворачиваться, чтобы не повредить ненароком какие-нибудь хрупкие безделушки – впрочем, глядя на него, Настя вполне допускала, что он способен повредить не только лампы, вазы и статуэтки, но и гораздо более массивные предметы – мебель, например.

Добавлено (08.11.2012, 22:22)
---------------------------------------------
- Ну вот! – энергично сообщила Аллочка. - Вы же не против?
- Да я-то не против, но думаю, это неразумно, - Настя старалась выдержать как можно более вежливый тон и ничем не показать своей досады. – Во-первых, на улице дождь, перила мокрые и… м-м-м… Георгий может поскользнуться и сорваться. А во-вторых, если даже он всё-таки доберётся до балконной двери, а она окажется закрытой, он, конечно, выбьет окно, но потом в комнату нельзя будет зайти от холода – пока это вы дождётесь стекольщика!
- Так что же нам делать теперь? – Аллочка, казалось, готова была расплакаться, причём расстроила её явно не мысль о том, что «придурок» свалится с балкона, а неприятная перспектива дискомфорта в связи с разбитым окном.
- Единственный вариант – вызвать слесаря, - и, увидев выражение детской
растерянности на кукольном личике, Настя поспешно добавила, что для этого надо позвонить в ЖЭК и что номер она знает и, естественно, подскажет. Однако в ЖЭКе никто не отвечал, и Настя предложила позвать Михалыча, известного на весь дом народного умельца, по счастью, проживающего в соседнем подъезде. Молодой человек шумно вздохнул, предчувствуя свою печальную участь; реакция Аллочки была гораздо более бурной.
- Ну, не придурок?! – риторически поинтересовалась она у Насти. – Так. Я под дождь не пойду. Вот иди теперь и ищи этого… Петровича! Или как его там! И бутылку купи, чем расплачиваться будешь! Да сумки оставь! Господи, ну придурок просто, и всё! А я у тебя пока посижу, Насть, ладно?

Добавлено (08.11.2012, 22:22)
---------------------------------------------
Конечно, никак нельзя было отказать ей и выгнать в сырой, холодный и довольно грязный подъезд, хотя перспектива слушать пустую болтовню Настю совершенно не вдохновляла. Но Аллочка оказалась неожиданно вполне приемлемой и даже приятной гостьей. Она с интересом разглядывала книги, безделушки, японский садик, музыку ветров, но ничего не хватала руками, не порывалась полистать или поправить и даже в целях безопасности заложила руки за спину. Это очень порадовало Настю, и она всё охотнее стала отвечать на вопросы Аллочки о значении символов, о смысле, выражаемом фигуркой Хотэя, о расположении камней в японском садике и о карликовых деревцах бонсай в горшках. Аллочка слушала внимательно и увлечённо и даже немножко удивилась, когда неожиданно вернулся Жорик в сопровождении Михалыча и сообщил, что проблем никаких и Михалыч за умеренную плату на станет даже ломать дверь, а аккуратно откроет замок. «В лучшем виде, хозяйка!» - несколько раз невразумительно просипел мятый, сонный и определённо не совсем трезвый Михалыч, после чего вся компания благополучно удалилась с шумными выражениями благодарности за совет и приют.

Добавлено (08.11.2012, 22:23)
---------------------------------------------
Закрыв за гостями дверь, Настя вдруг поймала себя на том, что вот уже какое-то время неизвестно чему улыбается. Гости были хоть и абсолютно неожиданные, беспокойные и шумные, но ужасно забавные и какие-то… позитивные. Настроение улучшилось, сонливость прошла, но при всём этом возвращаться к просьбе дяди Сени катастрофически не хотелось. Ну, просто до тошноты. Никак нельзя было омрачать такое чудное настроение призраками прошлого, и поэтому, когда снова прозвучал уже знакомый настырный звонок в дверь, Настя обрадовалась и почти вприпрыжку побежала открывать.
- Ты представляешь?! Открыл за три секунды! Нет, честно – засунул какую-то штучку, чего-то там повертел, пошептал, поплевал – а замок – раз! – и открылся! Я вот что думаю: надо, наверное, теперь замок поменять, раз тут такой специалист живёт. Хотя смысл какой? Раз уж он этот замок открыл, то ему пофиг, наверное, какой я там поставлю! Захочет бомбануть – так бомбанёт, правда же? Или собаку, что ли, завести? Знаешь, я та-а-куу-ую псину видела, тут недалеко гуляет, так просто как… ну… ну, как корова! Честно! И морда такая, в складочку вся – такая лапочка! – не прекращая щебетать, Аллочка, уже переодетая в узкие брючки и лохматый коротенький свитерок смешного цыплячьего цвета, как торнадо, ворвалась в комнату, придвинула журнальный столик и стала энергично выгружать из принесённого пакета какие-то свёртки, баночки, пакетики, а под конец речи – даже не запыхавшись! – торжественно извлекла две красивых пузатеньких бутылочки. – Ты коньяк пьёшь, Насть? Я на всякий случай ликёра ещё взяла, на десерт, и вот ещё – ананасы-бананасы, киви и апельсинчик. Один, правда, остался. Зато лимон есть, под коньячок самое оно.

Добавлено (08.11.2012, 22:25)
---------------------------------------------
- А Жорик твой где? – Насте стало ещё веселее, как будто Аллочка окатила её пенной волной своей бурной энергии.
- Придурок? Да домой отправила, всё настроение испоганил, зараза. А дома-то скучно одной сидеть! Да и снеди всякой набрали – глянь сколько! Вот я и пришла, знакомство отметить. Ой, слушай, а я тебе случайно не помешала?
Мысль о том, что она может кому-либо помешать, явно была для Аллочки неожиданной и новой. Её глаза так потешно округлились, а переход от бурного веселья к испугу был таким стремительным и искренним, что Настя не удержалась и тихонько рассмеялась.

Добавлено (11.11.2012, 00:29)
---------------------------------------------
И тут Настя вспомнила и от ужаса даже замычала, мотая головой и разбрызгивая по всей ванной шампунь. Точно. Вчера она спьяну пообещала Аллочке, что сходит с ней на собеседование к её, Аллочкиному, начальнику, которому позарез нужен толковый, а главное – грамотный делопроизводитель. Или начальник секретариата. Или, «короче, кто-нибудь, кто бы знал, где искать эти чёртовы договора с поставщиками и квартальные отчёты, а то вечно они куда-нибудь заваливаются или файлы пропадают, а он орёт и ногами топает». Аллочка, несомненно, была для своего начальника неоценимым кадром, ибо могла убедить кого угодно в чём угодно, «только вот, понимаешь, языками я не владею, и вообще печатаю с ошибками, и системности у меня в работе нету никакой, а только и достоинств, что ноги длинные, мордочка ничего и голос подходящий по телефону отвечать – это Пуфик так говорит, ну, в смысле, начальник мой, Павел Фёдорович; а я, между прочим, ещё кофе классно варю, за его внешним видом слежу и могу очень убедительно сказать, что у него совещание или он вообще уехал! А ты, Настюха, ужасно системная, и грамотная, и вообще образованная; и чего, вообще, сидеть в этой библиотеке задрипанной?! А у нас фирма солидная, большая, и платить будут знаешь сколько?! Работы прилично, конечно, у нас центральный офис, к нам всё сходится, но этим в основном Пуфик занимается и Трактористка – ну, это главная бухгалтерша, такая мымра, ужас! Короче, завтра пойдём, и посмотришь сама!»

Добавлено (11.11.2012, 00:31)
---------------------------------------------
Идея, конечно, была хороша. Во всех смыслах. Во-первых, Аллочка служила личным секретарём генерального директора компании «Истер», а любому мало-мальски состоятельному человеку было известно, что эта компания владеет крупнейшим в регионе довольно специализированным торгово-развлекательным комплексом «BG», а полностью – «Biker’s Game», в который входят не только шикарный ночной клуб, казино и стильный бар для байкеров, но и огромный магазин кожаной и джинсовой одежды и обуви «BD» - «Biker’s Dress», авто-мотосалон «BH» - «Biker’s Horse»; кроме того, в активе «Истера» числились сеть ремонтных мастерских «BS» – «Biker’s Save», закусочных «BF» – «Biker’s Food», ювелирный салон «SB» – «Silver Bike», магазин подарков «BT» – «Biker’s Toy», кинотеатр и ещё бессчётное количество магазинчиков, кафе и площадок для соревнований. Всё это, хотя и появилось совсем недавно и началось с сети небольших закусочных, быстро набирало обороты, комплекс пользовался бешеной популярностью и, соответственно, приносил громадные прибыли. А во-вторых – эта работа могла очень поспособствовать в Настиных поисках. Не зря же говорят: кто владеет самой шикарной забегаловкой, тот владеет городом. А значит, именно сюда будут стекаться люди, которые, вполне возможно, приведут её к тому, кого она так твёрдо вознамерилась найти. Но ей было очень страшно. Страшно переходить на новый жизненный этап. Страшно оставить такую привычную и удобную нишу и выйти на свет. Страшно оставить Аду и библиотеку и броситься в неизвестность. Наверное, сама она так и не решилась бы на эту авантюру, но решимости и энергии Аллочки с лихвой хватило бы и на троих таких «кошмарных дремучестей», как Настя. Аллочка с телефоном поджидала Настю прямо под дверью ванной, и избежать звонка у Насти не было ни полшанса.

Добавлено (11.11.2012, 00:34)
---------------------------------------------
- На, звони. И быстро звони, а то Пуфик там, наверное, уже на эти… на испражнения изошёл! – она протянула Насте трубку. Отступать было некуда.
- Тётя Адочка, это Вы? Это Настя… - собственный голос показался Насте каким-то мерзким, сюсюкающим и фальшивым. – Я и сегодня не смогу прийти на работу… да, немного приболела, думаю к врачу сегодня сходить… нет-нет, ничего не нужно… да, я вечером перезвоню, конечно… ой, спасибо Вам большое…фу! – только положив трубку, Настя осознала, что даже вспотела от стыда и глупого вранья.
- Так. Хорошо. Теперь собирайся бегом, а я Пуфику отзвонюсь, - Аллочка набрала номер и почти таким же противным детским голоском пропела: - Павел Фёдорович? Это Алла. Вы там не соскучились ещё? А я нам делопроизводителя нашла, сейчас приедем… да, всё на пользу фирмы, как пчёлка, тружусь! Вы на месте? Прекрасно, мы уже в пути! Целую! – и, бросив трубку, буквально поволокла допивающую кофе Настю к выходу: - Не спать! Так. Ну что же, глазки опухшие; нос… ну, ладно; брови заросшие, косметики ноль, ногти короткие, костюмчик задрипанный. Короче, выглядишь кошмарно, но это и к лучшему – Пуфик не будет ручонки свои распускать, всё по-серьёзному, как у больших! Готова? Ну, погнали!

Добавлено (11.11.2012, 00:38)
---------------------------------------------
Пуфик оказался несколько расплывшимся, но довольно приятным и чрезвычайно деловитым коротышкой лет пятидесяти. Он озабоченно рылся в столе, то и дело поправляя сползающие на нос огромные очки, о чём-то сосредоточенно думал и поэтому говорил отрывисто и хмуро.
- Имя, возраст?
Настя честно покаялась в своих паспортных данных.
- Образование? А впрочем, это несущественно. Язык знаете? Ладно. Переведите: «Уважаемые господа! К сожалению, отправка товара по вашему запросу не может быть осуществлена до получения нами банковского уведомления о предоплате».
Настя перевела на английский, а потом – из чистого озорства – ещё и на немецкий. Пуфик оторвался от копания в столе и внимательно посмотрел на неё из-под очков.
- Работаете где? в библиотеке? И техники, наверное, как огня боитесь?
Настя невольно усмехнулась. Пуфик в ответ встал из-за стола и жестом пригласил её сесть за компьютер.
- Так. Наберите мне справочку о том, что вы у нас работаете делопроизводителем, - и, глядя, как уверенно Настя вызывает Word и, почти не глядя на клавиатуру, быстро и грамотно набирает и форматирует стандартную болванку справки, удовлетворённо хмыкнул: - Базами данных пользоваться умеете? А составлять? А запросы на выборку? Ну что же, совсем неплохо. Испытательный срок – две недели. Рабочий день с восьми до пяти, на Вас статотчётность и систематизация документации по всем направлениям. Стол Алла покажет, компьютер сегодня принесут. На работу не опаздывать, в Интернет по личным вопросам не лазить, одеваться в офисный костюм, перерыв на обед по гибкому графику, в зависимости от загруженности. Если Вы нас устроите, после двадцатого обсудим зарплату и оформим Вас официально, готовьте трудовую и прочие бумаги. Доступно?
- Вполне, - Настя слегка растерялась от такого напора. – Резюме писать?
- Обойдусь. В богадельню Вашу позвоню, если надо будет. Мне работник нужен, а не бумажка. Алла! Покажите Анастасии… м-м-м… Викторовне, спасибо, её рабочее место, - и немедленно вновь зарылся в ящики огромного, как Титаник, письменного стола.

Добавлено (11.11.2012, 00:43)
---------------------------------------------
Настя вышла в приёмную и глянула на часы. Приём на работу занял ровно семь минут. А Аллочка уже развила бурную хозяйственную деятельность:
- Так. Вот он, твой стол. Совсем новый, и тут для компьютера место, видишь? Там у нас комната для ленча – это её Пуфик так обзывает, там всякие чашки-ложки-поварёшки, диванчик, даже электрическая плитка есть, переодеться и переобуться там можно, в случае чего. Тут вот телефон, на моём столе, будешь отвечать, если меня вдруг нету. Что ещё? А, шкаф для верхней одежды у нас с тобой будет общий. Это внутренний телефон, номера все вот на бумажке, перепишешь себе. Ой, надо же техникам позвонить, чтобы компьютер тебе принесли! А ты давай иди в свою библиотеку, договаривайся, а завтра я тебя с утреца подхвачу, и помчимся вместе, окей? – и она немедленно бросилась к телефону, совершенно перестав обращать на Настю внимание.
Разговор с Адой прошёл неожиданно легко. Конечно, им обеим было горько расставаться, но Ада даже похвалила Настю за то, что она не сидит на месте («Ты молодая, Настюша, что тебе делать в нашем болоте?»), и только прощаясь, печально вздохнула:
- Вот и ты уходишь, девочка… Не забывай меня, звони хотя бы изредка, навещай…
- Конечно, тётя Адочка! – Настя едва сдержала слёзы. – Каждую неделю буду в гости приходить, вам надоест ещё!
Ада печально улыбнулась и неожиданно крепко обняла её своими сухими ручками, словно прощаясь навсегда.

Добавлено (11.11.2012, 00:45)
---------------------------------------------
От этого прощания у Насти в душе образовалась какая-то пустота. Она точно знала, что ни за что не забудет и не бросит Аду, но где-то внутри что-то сжималось и замерзало, когда она собирала свои немногочисленные вещи и прощалась с Люсей и девочками с абонемента. Ещё один этап закончился. Снова впереди неизвестность. Снова всё сначала.
В переходе она задержалась, хотя сумка оказалась неожиданно тяжёлой и резала плечо, но уж больно странную незнакомую песню пела сегодня порядком охрипшая пигалица:
Ты знаешь, сколько мне лет, и я за это плачу,
А если нужно сказать, то я скажу, не смолчу –
Ты не изменишь меня!
Не прикрывайся ничем, когда ты спишь не со мной,
И делай пассы другим, но у меня за спиной –
Ты не обидишь меня!
Люди,
Реки,
Годы,
Пароходы…
Почему-то от этой песни Насте стало ещё больнее и тревожнее. Она легко могла представить эту пару – женщину средних лет, умудрённую и битую жизнью, но не сломленную, накрытую с головой волной поздней любви, и молодого, энергичного, жадного до жизни мужчину, ещё не научившегося достаточно убедительно врать, трефового валета из потрепанной колоды таких же ненасытных и жестоких мальчиков. Насте стало грустно от скрытой безысходности чужой жизни, и всю дорогу домой она повторяла про себя неожиданно легко запомнившиеся слова:
Жалей других, для меня прибереги свою злость.
Не можешь так – уходи: искалось, но не звалось.
Я не забуду тебя…

Добавлено (11.11.2012, 00:57)
---------------------------------------------
Может быть, потому, что в подъезде снова перегорела лампочка, а может, потому, что это было просто невозможно, она не увидела его сразу. Сердце подпрыгнуло куда-то под самое горло, когда с подоконника на площадке между этажами поднялась огромная тёмная фигура. В его русых волосах бриллиантами переливались растаявшие снежинки. Ну конечно. Он всегда ненавидел головные уборы и костлявые фигуры топ-моделей, обожал кошек, тонкие перчатки и хороший коньяк, и твёрдые очертания его скул ужасно напоминали ей лицо трепетно любимого актёра Дольфа Лунгрена («Странно, а мне всю жизнь говорили, что я – ну, просто вылитый Каспер Ван Дьен!»). Он прекрасно одевался, к нему, казалось, не приставала уличная пыль и грязь, и все вещи идеально сидели на его изящной подтянутой фигуре. Он двигался мягко и неслышно, как огромный кот, а говорил редко и мало – за исключением особых случаев. Он очень много курил, но всегда только «Собрание» в чёрной пачке («Только ты не думай, что я такой уж патриот!»), а из парфюмерии переносил исключительно «Фаренгейт» и – с некоторой оговоркой – «Дюну», и то в очень небольших количествах. Он редко улыбался, почти никогда не смеялся и менял женщин с ленивой грацией Казановы. Он умел много пить, почти не пьянея, и никогда не носил никаких украшений, кроме строгого серебряного креста. Он не любил звон мелочи в карманах и всегда высыпал её в хрустальную конфетницу на кухне. Он вешал на ключи неимоверное количество всяких брелоков, и эта связка ужасно утяжеляла его и без того неподъёмные куртки. Он не признавал офисных костюмов, рубашек и галстуков, никогда не носил пальто и светлые брюки и даже под страхом смертной казни ни за что не надел бы сандалии. Он безоговорочно обожал весь модельный ряд Porsche – от дряхлых дребезжащих старушек до изящно-стремительного «Porsche Cayenne» и мечтал когда-нибудь накопить денег на «Porsche 911 Turbo» (хотя теперь, очевидно, его место на пьедестале хрустальной мечты занял «Porsche Cayman» - «пожиратель асфальта» стоимостью в приятные округлые сто тысяч вечнозелёных денег с изображением покойных президентов). Он почти никогда не болел, но из всех видов спорта признавал только плавание. Он с ходу цитировал любые песни «Арии», «Крематория», «Агаты Кристи», Шевчука, Бутусова и Дельфина, но при этом трепетно хранил записи фортепианных пьес Скотта Джоплина в стиле рэгтайм, «West End Blues» Луи Армстронга, скрипичные концерты Бетховена в исполнении Найджела Кеннеди, «Аморозо» Вивальди и неожиданно «Девушку с Золотого Запада» Пуччини – он определённо понравился бы Аде! Он мог проспать весь день и с таким же успехом сидеть ночами над дефицитной монографией о Люцифере. Его губы были тёплыми и твёрдыми, руки – ухоженными и ужасно уютными, а в развороте его плеч можно было навсегда заблудиться.
- Ещё полчаса – и я бы превратился в обледеневший памятник себе. И как тебя занесло в этот… приют убогого чухонца? – его глуховатый спокойный голос показался ей таким невыразимо родным, что от внезапно нахлынувшей слабости колени стали ватными и слёзы неудержимо брызнули из глаз.
Швед.

Добавлено (11.11.2012, 01:10)
---------------------------------------------
***
Со Шведом Лиза познакомилась примерно в то же самое время, когда смертельно и, казалось, навсегда рассорилась с дядей Арсением. Это был странный и тяжёлый период в её жизни. Отношения с Сергеем неимоверно усложнились, и каким-то внутренним чутьём Лиза ощущала, что его любовь утекает куда-то, как песок просачивается сквозь пальцы, как бы плотно они ни были стиснуты, – но именно в этот период он смертельно, нестерпимо был нужен ей! Она потухла, подурнела, стала слезливой и всё чаще скатывалась в надрывные, истеричные упрёки и выяснения отношений. Ей исполнилось тогда двадцать девять, и уклончивая неопределённость слов Сергея стала даже пугать. Именно тогда дядя Арсений начал регулярно звонить ей и осторожно выспрашивать о делах Сергея, а однажды вечером напросился на чай и затеял трудный и ненужный разговор о том, что деятельность его фирмы сомнительна, связи вызывают небезосновательные подозрения и Сергей якобы даже замешан в торговле наркотиками. Она не могла простить такого обвинения, наговорила дяде Арсению, по его собственному непонятному выражению, «сорок бочек арестантов» и выгнала, запретив звонить и вообще с ней разговаривать («Доносчицу из меня хотите сделать? Мату Хари нашли?!»), а потом долго проплакала от обиды и неясной тревоги.

Добавлено (11.11.2012, 01:11)
---------------------------------------------
После рассказа Лизы об этой ссоре Сергей вдруг стал необычайно милым и ласковым, они, как и раньше, стали проводить вместе много времени, и однажды в ночном кабачке «Штурман» Сергей познакомил её с приятелем, высоким хмурым блондином по имени Виталий. «Вообще-то мы его называем Швед, - смеясь, пояснил тогда Сергей. – Что-то эдакое варяжское в нём точно есть!» Швед скупо ухмыльнулся: «Бабушка, наверное, согрешила с водолазом…» - и Лиза впервые за долгое время искренне рассмеялась, вызвав вежливое недоумение Сергея и хорошенькой, как картинка, девушки Шведа («Как же её звали, Господи?… хотя - какая, впрочем, разница…») Швед тогда посмотрел на неё второй раз, чуть внимательнее, и снова скупо, но как-то очень обаятельно улыбнулся, словно только они вдвоём на всей планете так сходу, легко и кстати могли процитировать бессмертного Шарика. Они несколько раз ещё встречались в ресторанах и клубах, а однажды даже ездили вчетвером на выходные к морю. Поездка эта поначалу ужасно расстроила Лизу и расшевелила все глубоко дремавшие страхи и комплексы.

Добавлено (11.11.2012, 01:13)
---------------------------------------------
Прежде всего, это, конечно, была Большая Вода. Именно так Лиза относилась к морю. Большая Вода вызывала у неё странные смешанные чувства. С одной стороны, она просто обожала море, его запах, его шум, его величие и мощь, каждый отпуск приезжала и подолгу, даже в плохую погоду, сидела где-нибудь на берегу, где поменьше людей, смотрела неотрывно на волны и словно растворялась в поразительном и поглощающем ощущении свободы. Целую полку в её комнате занимали ракушки, кораблики в бутылках и причудливые ветвистые кораллы, любимой кассетой была запись шума моря, а безотказным средством успокоения и отдыха – соответствующая композиция ДиДюЛи. С другой стороны, она так и не научилась толком плавать – Большая Вода пугала её чем-то неясным, неопределённым, и только в эту поездку Лиза поняла, что это было ощущение мерцающей неизвестности. Переливчатая, зыбкая поверхность воды прятала нечто страшное и превращала его в ещё более страшное – потому что неизвестное. Невозможно было увидеть, что там, под ногами, и жутко было представлять себе, что вот именно сейчас, в этот момент, мимо тебя, почти касаясь твоего тела, проплывает Нечто – а ты, глупый, беззаботный и беззащитный ребёнок, резвишься в волнах, не зная, к чему прикоснёшься, если случайно протянешь руку. Это понимание поразило Лизу случайно, когда в воде она внезапно перестала чувствовать ногами дно и в панике захлебнулась бы, если бы мгновенно сориентировавшийся Виталий не захватил её в кольцо сильных рук и под неодобрительные взгляды Сергея не вывел на берег.

Добавлено (11.11.2012, 01:14)
---------------------------------------------
Кроме всего прочего, ей даже и думать нечего было сравниться с девушкой Шведа («Алина! Точно! Как я могла забыть – её звали Алина!») в умении плавать, ласково щебетать и так изящно демонстрировать хрупкую стройную фигурку, покрытую лёгким золотистым загаром. Настроение у Лизы упало до самой нижней отметки, и почти все выходные она молча сидела в шезлонге, куталась в парео, цедила прохладное белое вино и с трудом удерживала подступающий к горлу комок. Немногословный и какой-то по-тигриному ленивый Швед («Нет, ну вылитый Лунгрен в «Универсальном солдате»! Мистика просто!») с неизменной бутылкой крепкого пива как-то незаметно перебрался поближе к ней, и они, развалившись в шезлонгах, молча наблюдали, как резвятся в волнах Сергей и Алина, причём явно нарочито, стараясь произвести впечатление – Алина на Шведа, а Сергей (как ни больно это было, но Лиза не могла врать самой себе) – на юную и прекрасную Алину. На исходе второго дня отдыха, когда Сергей особенно тесно прижался к девушке в погоне за мячиком, Швед неожиданно положил тёплую твёрдую ладонь на локоть Лизы и спокойно заметил: «Скучно тут. Пойдёмте лучше коньяку попьём». Она подняла на него переполненные слезами глаза, а он вдруг как-то поразительно мягко и ласково улыбнулся и протянул руку.

Добавлено (11.11.2012, 01:16)
---------------------------------------------
Они весь вечер и часть ночи просидели вдвоём в полутёмном гостиничном баре, и, наблюдая, как Швед лепит из тёплого свечного воска химерные и удивительно красивые фигурки, Лиза с изумлением чувствовала, как медленно, нехотя, по капельке вытекает из неё боль, обида и ревность. Он был немногословен, как обычно, но оказался совершенно гениальным слушателем, только иногда спрашивал о чём-то, и она охотно рассказывала и о Большой Воде, и о своём детстве, и об учёбе, и даже о родителях – ни с кем, кроме Настюхи, она не могла раньше говорить о них! А уже почти под утро в крошечном номере Сергей устроил ей безобразную, но почему-то удивительно приятную сцену ревности. Совершенно не заботясь о том, что Алина и Швед в соседнем номере слышат его крик, он упрекал Лизу во всех смертных грехах, начиная от неприличного купальника («Да ничего это твоё дурацкое парео не прикрывает! Только хуже – фантазии всякие провоцирует!») до недопустимого и явного флирта с чужим парнем («До чего ты докатилась?! Он же лет на пять тебя младше, а то и больше! Или тебе разнообразия захотелось, острых ощущений?») А она, покачиваясь на ласковых волнах выпитого коньяка, только мягко улыбалась, всей кожей впитывая столь редкое в последнее время доказательство его любви.

Добавлено (19.11.2012, 21:43)
---------------------------------------------
Тот вечер не задался с самого начала. Её руки так дрожали, когда она накрывала стол для романтического ужина, что одна из свечей упала и не только прожгла безобразную дыру на дорогущей льняной скатерти, но и повредила полированную столешницу. Отчаянно стараясь не расплакаться, Лиза лихорадочно заметалась между кухней и гостиной в безуспешных попытках быстренько навести порядок, и тут в замке повернулся ключ. Она не успела. Но Сергей, казалось, ничего не заметил. Мрачный, злой и осунувшийся, он, не раздеваясь, прямо в туфлях и с портфелем молча прошёл мимо неё в спальню и закрыл за собой дверь. Лиза оторопела и бессильно опустилась на стул. Она ничего не понимала, но отступать было некуда, и когда через несколько минут он вышел, швырнул куртку и портфель в кресло и всё так же молча направился мыть руки, она твёрдо сказала:
- Серёжа, нам нужно серьёзно поговорить.
- Не сегодня. Я поужинаю и ухожу, - он даже не обернулся, но ничто не могло остановить Лизу.
- Мы можем прекрасно поговорить и за ужином.
- Господи, если бы ты знала, как вы, бабы, меня достали! – глухо донеслось из-за двери ванной.
Это было так неожиданно и пугающе, что Лизе на секунду захотелось схватить в охапку свои вещи и немедленно сбежать, пока он ещё не вышел. Но порыв мгновенно прошёл, и она даже улыбнулась своей глупости: да он просто устал, у него действительно какие-то проблемы с фирмой и с женой, и надо быть той отдушиной, к которой он всегда хотел бы возвращаться. Надо просто умно построить разговор, и тогда всё получится.

Добавлено (19.11.2012, 21:44)
---------------------------------------------
В тот вечер он впервые размашисто хлестнул её по лицу и ушёл, обозвав идиоткой и изо всех сил хлопнув дверью. Когда раздался звонок, она, уже уставшая рыдать и окрылённая безумной надеждой, так рванулась к телефону, что чуть не сломала ногу, наткнувшись на острый угол тумбочки. Почти скуля от пронзительной боли, она схватила трубку и с горечью услышала совершенно чужой голос.
- Здравствуйте, Лиза. Могу я поговорить с Сергеем?
- Кто… кто это? Кто его спрашивает? – она говорила почти шёпотом из-за перехвативших горло рыданий.
- Это Виталий. Не помните? Швед.
- А… да, помню. Его нет, Виталик. Он ушёл. Ушёл…
- Лиза, что с Вами? Вы плачете? Что-то случилось?
- Случилось? Нет… нет, ничего не случилось, всё хорошо, - она очень старалась, но не могла, просто не могла взять себя в руки.
- Скажите мне адрес, я приеду, - его голос был совершенно ровным, спокойным, и это ужасно мешало ей понять смысл того, о чём он говорит.
- Адрес? Какой адрес? Серёжи?
- Нет, - он был терпелив, как Будда. – Скажите мне Ваш адрес, тот, где Вы сейчас. Я приеду к Вам.
- Зачем? – тупо спросила она, искренне не понимая, чего он хочет.
- Просто так, - на мгновение она почти увидела, как он усмехнулся. – В гости. Кофе угостите?

Добавлено (19.11.2012, 21:45)
---------------------------------------------
Ещё несколько секунд назад Лизе казалось, что она не сможет разговаривать больше никогда и ни с кем, особенно с малознакомым человеком, и уж тем более о Серёже. Но сейчас она вдруг ослепительно ярко вспомнила Шведа, его тёплое и какое-то монументальное спокойствие, его дружбу с Сергеем (иначе откуда бы он знал номер этого телефона?), его понимающий взгляд, смешные стеариновые фигурки, на которых, если присмотреться, были видны папиллярные линии (они ещё смеялись тогда, что по этим фигуркам его будет очень легко вычислить, если он вздумает оставить на месте преступления отпечатки пальцев), – и внезапно поняла, что он поймёт её. Даже более того – возможно, Швед единственный человек, которому можно рассказать всё и которому даже в голову не придёт её осуждать.
- Пушкина, девятнадцать, квартира двадцать семь, - вытирая залитые слезами щёки, твёрдо сказала она. Плевать, что нос опух и вообще полное безобразие с лицом. Это же Швед, а к нему это не имеет никакого отношения.
- Еду. Буду минут через пятнадцать – двадцать, - он положил трубку, даже не попрощавшись, и это почему-то было хорошо.

Добавлено (19.11.2012, 21:45)
---------------------------------------------
Когда он приехал – огромный, привычно хмурый, с бисеринками дождя в густых, потемневших от влаги волосах, она уже умылась, убрала с ковра осколки бокала и вскипятила воду для кофе. Он вынул из внутреннего кармана внушительных размеров фляжку и долго перед зеркалом приводил в порядок причёску.
- Будем пить кофе по-адмиральски, - буднично сообщил он и понёс чашки с кофе на журнальный столик.
- Это как? – у неё даже получилось слегка улыбнуться – настолько неожиданно и потешно выглядела его хозяйская манера поведения.
- Очень просто. Вам понравится.
Это и вправду оказалось очень просто. Отпив глоток кофе, необходимо было долить в чашку такое же количество коньяка. В конце концов кофе в чашках заменил практически чистый коньяк, но к тому моменту ей это действительно уже нравилось. Они сидели на ковре среди конфетных обёрток и мандариновых шкурок, расставив свечи где только можно, телевизор что-то тихо бормотал, по окнам без остановки бежали мокрые дорожки, а Лиза, бесконечно поражаясь самой себе, рассказывала сосредоточенному Шведу всю историю своих отношений с Сергеем. Её предчувствия оправдались: он действительно не осуждал её.

Добавлено (19.11.2012, 21:47)
---------------------------------------------
Эта дружба была странной. Она была единственной, кто называл его только по имени, иногда даже совсем непозволительно – Талечкой–Виталечкой, и никогда – Шведом. Он был единственным, кому она доверила самые глубокие нюансы своей любви. Через какое-то время Лиза уже не могла обходиться без его молчаливого присутствия и сосредоточенного внимания, без его советов, без ночных посиделок (где-то в их дебрях они выпили на брудершафт – правда, без традиционного поцелуя, и перешли на «ты») и даже без его лёгкого и успокаивающего запаха – запаха дождя, табака, «Фаренгейта», дорогой кожи, толстых красных гибридных мандаринов и почему-то сливочных леденцов (она долго не могла разгадать магию этого запаха, всегда так безотказно успокаивающего и радостного, пока её не осенило – так же, или почти так же, пах отец). Они проводили вместе невероятно много времени. Она провела его по всем любимым местам города, откуда-то зная, что он тоже полюбит неприметную скамейку в ивах над искусственным озером, крошечный, пропахший благовониями магазинчик восточных сувениров, букинистические ряды на книжном рынке, горячий шоколад и «припудренные», как он выражался, пончики в тесной кофейне у вокзала и, конечно, арт-бульвар.

Добавлено (19.11.2012, 21:47)
---------------------------------------------
Именно с этим бульваром, где как-то стихийно стали выставляться городские художники, скульпторы и ремесленники, и была связана неожиданная и странная история. Лиза в какой-то период вдруг ужасно полюбила металлографию. Чуть ли не каждую субботу она приезжала посмотреть на свою любимую картину – блестящий серебром одинокий парусник на угольно-чёрном фоне. Этот парусник был её особым секретом, и однажды она специально ради этого секрета потащила на бульвар простуженного Виталика. Она ничего не рассказала ему, предвкушая его удивление и удовольствие, и была буквально потрясена, когда на привычном месте картины не оказалось. Несколько долгих секунд она молчала, страшно разочарованная, а потом, стараясь казаться равнодушной, преувеличенно громко сказала: «Ну вот. А моей любимой картины уже нет…» «Вон она», - хрипловатым и глухим от шарфа голосом неожиданно ответил Швед и уверенно показал куда-то вниз. Лиза проследила за его рукой и действительно с безграничным изумлением увидела свой кораблик, наполовину выглядывающий из нагромождения картин на нижнем ярусе большой деревянной подставки. Это было просто невероятно. Он не мог знать, о какой картине идёт речь, но мгновенно и абсолютно уверенно определил и разглядел парусник, спрятанный среди множества котят, букетов, водопадов и ландшафтов. «Виталь… - после долгой паузы протянула поражённая Лиза, глядя на него во все глаза, - Виталь, а откуда ты знаешь?» Он немного помолчал, ежась от сырого ветра и кутаясь в толстый полосатый шарф, а потом сказал с лёгким удивлением: «Не знаю. Нет, правда. Я не знаю, почему я его выбрал. А разве нет?»

Добавлено (19.11.2012, 21:49)
---------------------------------------------
Неверное, именно в тот момент она абсолютно ясно осознала, что у неё нет никого ближе этого странного, капризного, хмурого и молчаливого парня с ужасным характером и непоколебимыми привычками. Художники с бульвара считали их влюблённой парой, а таксисты и официантки – супругами. Это было забавно, очень уютно, и они никогда никого не переубеждали. Он подарил ей этот парусник вместе с огромным толстокорым грейпфрутом. Он запрещал ей пить кофе в таких невообразимых количествах, заставлял носить шапки и, ворча, отпаивал горячим молоком и мёдом, когда она подхватывала простуду. Он, не спрашивая, приносил только белые вина и белый виноград, всегда жёлтые пузатые и пахучие груши и исключительно чёрный шоколад. Он создал вокруг неё плотный кокон заботы и защиты, и это было поразительно, а иногда даже страшно – настолько хорошо он её понимал (пожалуй, именно этим он однажды и мгновенно очаровал – почти завербовал – придирчивую Настю, хотя она и разругалась с ним сразу и чуть ли не вдребезги из-за того, что попыталась курить в кухне). Это совершенно не мешало Лизе трепетно и как-то болезненно любить Серёжу, но Швед стал абсолютной и объективной необходимостью её жизни. Редкий и мимолётный теперь гость, Серёжа был мечтой, страстно желаемым и взлелеянным будущим, журавлём в небе её жизни, а странный и часто невыносимый Виталик – зримой, ощутимой и невыразимо уютной и привычной реальностью.

Добавлено (19.11.2012, 21:50)
---------------------------------------------
И когда она поняла, что беременна, то позвонила не Сергею, а, не задумываясь, сразу и немедленно бросилась разыскивать Шведа. Услышав новость, он долго молчал, а потом велел не делать резких движений:
- Я сейчас немного занят, но я обязательно приеду. Обязательно. Через час-полтора. Только никуда не уходи.
- Я хочу Серёжу найти.
- Успеешь. Я приеду, и мы поговорим. А потом будем думать дальше.
Ей всегда становилось легче после их разговоров. Вот и тогда ей подумалось, что всё к лучшему – теперь Сергей сможет развестись. Нужно только встретиться с его женой и всё толково и спокойно объяснить. В их семье не было детей, и это был сознательный выбор его жены. А теперь у Серёжи будет свой, родной ребёнок. И этому ребёнку нужен будет отец. Не приходящий воскресный папа, а настоящий, полноценный, любящий отец, который будет покупать ему сначала памперсы, потом игрушки, потом велосипед, водить его в зоопарк и на каток, ходить в школу на родительские собрания и гордиться его спортивными достижениями… Словом, всё логично.

Добавлено (19.11.2012, 21:50)
---------------------------------------------
Швед приехал только к вечеру и был неестественно задумчив и озабочен. Он привёз целую сумку фруктов и соков, долго тянул время, говоря о каких-то пустяках, но, наконец, посадив её перед собой за маленький кухонный столик, серьёзно спросил:
- Ладно, и какой у нас план?
- Очень просто, - она уже всё продумала. – Для начала надо вызвонить Серёжку и сказать ему. А потом, думаю, надо поговорить с его женой. Он сам не сможет, это мне нужно будет пойти и всё ей объяснить.
Она видела, что план Виталию не нравится, но не могла понять, почему. Внезапно ей подумалось, что, возможно, Швед знает что-то такое, чего не знает она.
- Виталь, по-твоему, не так надо? Что-то неправильно?
- Да нет, нормально. Хотя – понимаешь, Зюзя, вроде бы всё так, но… Я сомневаюсь, что результат будет таким, как ты думаешь. Ты вообще знакома с его женой? Ну, хоть в лицо её знаешь?
В ответ Лиза только горько усмехнулась. Это было ещё одной болевой точкой их отношений.
Жену Сергея звали Мадонной, и при одном взгляде на неё становилось ясно, что он женился бы на ней, даже если бы её отец и не был королём бензоколонок и известным далеко за пределами не только города, но и области «владельцем заводов, газет, пароходов». Высокая, тонкокостная и изящная, звеняще стройная, но с приятными округлостями в нужных местах, с огромной копной струящихся до самых бёдер иссиня-чёрных волос, таких густых и блестящих, что они казались ненастоящими, Мадонна очаровывала незаметно, но намертво. Она умела так проникновенно взглянуть на собеседника, так умело акцентировать в мягком журчащем голосе едва уловимый и особенно очаровательный в её устах грузинский акцент, так мимолётно нежно коснуться хрупкой изящной рукой, украшенной тяжёлым фамильным серебряным перстнем, что начинало казаться, будто это прекрасная экзотическая птица на секунду присела на раскрытую ладонь. У неё был свой неповторимый стиль, и его изысканная простота поражала не только друзей, но и врагов.

Добавлено (19.11.2012, 21:52)
---------------------------------------------
А врагов у Мадонны было предостаточно. При всей своей хрупкой утончённой красоте она была умной, образованной и абсолютно безжалостной, истинной дочерью своего отца, и при этом имела фантастическое бизнес-чутьё. Она спокойно и без эмоций, пользуясь всеми доступными методами, уничтожала конкурентов и не давала ни малейшего шанса должникам. Довольно быстро из рассказов и мимолётных оговорок Сергея Лиза поняла, что процветание семейного бизнеса – почти целиком заслуга нежной кавказской красавицы с глазами оленихи. Её очарование было той самой усыпляющей бдительность маской, под которой скрывалась настоящая Мадонна – знающая себе цену и твёрдо намеренная эту цену получить. Отец называл её каким-то ласково-музыкальным грузинским словом, отдалённо напоминающим Горгону, мнимые подружки – Донной, трепещущая обслуга и угнетённые сотрудники – Мадонной Давидовной, а Сергей – грузинской ведьмой и акулой. И когда наслышанная о «законной» Лиза на одной из светских тусовок, куда случайно попала с однокурсницей, вдруг увидела, что Мадонна с бокалом шампанского уверенно направляется к ней, сердце её вдруг превратилось в сосульку и, звонко стукнувшись о рёбра, упало куда-то в ноги. Но Мадонна была абсолютно спокойна, мило улыбалась и определённо не собиралась устраивать реслинг.
- Это ты, что ли, очередная подружка моего кобеля? – благодушно поинтересовалась она, грациозно присев на краешек кресла рядом с Лизой и неторопливо покачивая бокал.
- Я… - Лиза была ошарашена настолько, что сразу не сообразила, что бы такое остроумное и достойное ответить на такой невозможный в своей простоте вопрос.

Добавлено (19.11.2012, 21:53)
---------------------------------------------
Мадонна, казалось, совершенно не замечала её смущения. Она лениво, но внимательно, пристально и явно оценивающе осмотрела Лизу, склоняя, как птичка, изящную голову, и вынесла вердикт:
- Ну, что тебе сказать… Не похожа, не похожа на его обычных… То ли вкус у моего ослика изменился, на пейзанок сереньких потянуло, то ли задумал что-то… Надо, надо присмотреться к муженьку, упустила я его, видимо. Впрочем, по-своему интересна, даже хороша, только вот он никогда таких вещей не замечает, ему надо поярче, повульгарнее, попроще… Ты, говорят, ещё и с образованием? Государственное?
- Да… университет, – Лиза поражалась самой себе. Вокруг пили, переговаривались, хохотали, звучала музыка, сновали, как мыши, вездесущие официанты, а она сидела в углу и, словно на унизительном медицинском осмотре, давала отчёт жене своего любовника.
Мадонна определённо забавлялась. Она знала о своём превосходстве и даже не пыталась им воспользоваться. Поставив бокал на пол, она наклонилась к самому уху Лизы (ухо мгновенно вспыхнуло горячей краской) и тихо, но совершенно отчётливо сказала:
- Вот что, девочка. Мне, если честно, плевать на это всё. Но я же вижу – влипла ты в него, как в сироп. Прими мудрый совет – бросай его. Бросай и уходи. Я много лет его знаю и могу тебе точно сказать: что-то происходит. Это его стиль – найти кого-то, кого можно будет принести в жертву. На этот раз это будешь ты, я вижу. Он слабый и злой человек, хотя и хорош, мерзавец, за это и держу! Только декоративный мужичок, откровенно говоря, и при этом пакостный и жадный. Бросай его, пока не поздно, мой тебе совет...

Добавлено (19.11.2012, 21:54)
---------------------------------------------
И, пока Лиза не успела опомниться, Мадонна легко вспорхнула навстречу подходившему знакомому и больше в течение всего вечера в сторону Лизы даже не взглянула. А Лиза горько проплакала полночи от сознания собственной никчемности и беспомощности перед лицом этой великолепной светской львицы. Но зато теперь у неё было неоспоримое преимущество – ребёнок. И теперь она была готова к решительному и, может быть, даже жесткому разговору. Но сначала необходимо было заручиться поддержкой Сергея.
К её безграничному изумлению, это оказалось гораздо проще, чем она ожидала. Он обрадовался известию, легко согласился на развод (ну почему, почему её не насторожила тогда эта неестественная лёгкость?!!), но попросил отложить на время разговор с Мадонной («Для начала я сам должен её немного подготовить, понимаешь? Неудобно как-то тебе поручать, не по-мужски. Надо проявить благородство, она этого заслуживает – столько лет вместе! И с фирмой надо вопрос решить – жить-то нам с тобой на что-то надо!»).
Швед как-то незаметно свёл на нет свои звонки и почти не появлялся. Зато поразительно изменился Сергей. Приезжал, правда, совсем редко, но регулярно звонил, и голос его был нежным, бархатным, журчащим… Он рассказывал, что всё продвигается легко, разговор уже практически подготовлен, и когда Мадонна вернётся из очередной поездки в Европу, они обязательно решат все свои проблемы, как цивилизованные интеллигентные люди. Лиза стала покупать впрок памперсы, присмотрела колясочку и заготовила бездну чепчиков, рубашечек, ползунков и игрушек. Настя, которая по непонятной причине тихо ненавидела Сергея, «в свете грядущего потомства» оттаяла, стала чаще звонить, зазвала Лизу в гости (она принципиально и наотрез отказывалась навещать её на «конспиративной квартире») и задумчиво сказала:
- Ну, что ж, старушка… Может, это и вправду судьба. Может, так оно и надо. Всё к лучшему, в любом случае. Как там с ним будет, это мы ещё поглядим, а детеныш – это здорово. Если вдруг чего, и без сопливых воспитаем, правда же?
В ответ Лиза только тихо и счастливо улыбалась. Она-то прекрасно знала, что всё будет очень-очень хорошо! Они поженятся, родится малыш, и всё будет просто замечательно… Просто замечательно! Она, правда, ужасно скучала по Шведу, но не может же быть всё идеально! Нужно же чем-то жертвовать! Бесконечно жаль, что жертвовать приходится именно им, таким родным, таким домашним и близким, но… пусть будет, как будет. Она никогда – никогда! – его не забудет, и кто знает – может, когда-нибудь он снова вернётся в её жизнь и снова согреет её в холодный дождливый одинокий вечер…

Добавлено (20.11.2012, 23:12)
---------------------------------------------
Аллочка взялась за дело всерьёз. Она продумала и предусмотрела абсолютно всё – от подчёркнуто домашнего наряда «девочки из хорошей семьи» (длинная струящаяся трикотажная юбка – но с совершенно ошеломляющими разрезами, так, два куска ткани, небрежно скреплённых на бёдрах и при каждом движении открывающих поразительной красоты длинные изящные ноги, и тоненький трикотажный же свитерок, то и дело шаловливо сползающий с точёного плечика, туго натянутый на груди и совершенно ясно дающий понять, что никакого белья под ним не предусмотрено; словом, рукава длинные, юбка по косточку – но при этом всё предельно ясно, подчёркнуто и откровенно) до разговоров на тему «как тяжело девушке в наше время быть такой красивой и такой порядочной». Она пустила в ход весь свой боевой арсенал, но Шведа, казалось, не трогали ни переливчато-журчащие придыхательные интонации голоса, ни мелькающие там и сям участки великолепного тела, ни явный кокетливый призыв во взгляде. И даже абсолютно уверенная в своей неотразимости Аллочка посреди своих соловьиных разливов неожиданно почувствовала его чуть насмешливую прохладу и на какое-то мгновение растерялась. Но тут же собралась, отправила Шведа за очередной порцией коньяка и неожиданно твёрдо заявила громким шёпотом прямо в ухо:
- Насть, я его к себе заберу ночевать. Ну, смотри, ты уже почти засыпаешь, а мы ещё ни в одном глазу, к тому же я ему явно нравлюсь, вдруг что-то получится! Он такой лапочка! А вы же с ним всё равно просто друзья!
Настя сама поразилась нахлынувшему вдруг огромному облегчению. Ну, конечно! Они просто друзья. Даже не друзья, слишком громко сказано, так, приятели. Встречались несколько раз, поболтали по душам, вот и все дела. Да и он, скорее всего, давно уже не тот, что раньше. Тем более – ну, куда ей тягаться с Аллочкой? Словом, всё простенько и незатейливо, как и хотелось. Жизнь проще, чем кажется.
- Конечно, Ал, без проблем. Я что-то и правда устала, да и коньяк уже не лезет, спать пойду, наверное. Ты дверь просто захлопни, ладно? А завтра на работу зайдёшь за мной, а то я могу не проснуться.
- Оки-оки! – обрадовано прощебетала Аллочка. – Ты иди, я сейчас рюмки ополосну, и мы тихонечко пойдём. До завтра!
Чмокнув Настю в щёку от избытка чувств, Аллочка вихрем понеслась на кухню и энергично зазвенела посудой. «Побьёт рюмки», – отстранённо подумалось Насте, и она тихо поплелась в ванную. Умываясь, она слышала тихие приглушённые голоса в прихожей, что-то слишком долго обсуждавшие, а потом мягкий и плавный щелчок двери. Коньяк внезапно и коварно, словно только и ждал сигнала, взорвался где-то внутри, и она с трудом доползла до постели, рухнула на покрывало прямо в халате и заснула мгновенно, как будто упала на дно старого, заросшего тёмными воспоминаниями колодца.

Добавлено (20.11.2012, 23:15)
---------------------------------------------
***
Он готовился и закрывался. Он часто и в деталях представлял эту встречу и с удовлетворением отмечал для себя, что совершенно спокоен и собран. Он увидит её совсем другой, и это прекрасно, потому что прошлого не вернёшь, и нельзя войти дважды в одну реку – тем более, что всё время их общего, совместного прошлого он безучастно просидел на берегу. Но всё оказалось напрасно. Он мгновенно узнал её шаги, как будто они всё время звучали где-то в нём, и понял, что вся долгая подготовка, все защитные рвы и укреплённые стены ничего не значат. И что они – лишь отражение его глупого и бессмысленного самообмана.
Она изменилась. Конечно, она изменилась – ещё бы, после такого! Но, в то же время, это несомненно была она. Нельзя было не узнать её, и где-то в глубине души он мимолётно и невнятно удивился, почему её не узнают другие. Хотя её внешность после пластических операций стала другой, но не настолько, чтобы усомниться. Он вглядывался жадно и ненасытно и отмечал перемены: другая стрижка; какой-то странный, неопределённый цвет волос; подбородок чуть круглее, а нос, наоборот, чуть тоньше; немного другая форма бровей; глаза – ну, определённо цветные линзы, как ещё их цвет можно было бы настолько кардинально изменить? И в целом на первый беглый взгляд перед ним была совсем другая женщина, чужая и незнакомая, даже немного постаревшая, какая-то серая и безжизненная. Но всё это было неважно, мелко и несущественно. Он узнал бы её и в парандже – так привычно и знакомо дрогнуло что-то внутри (неужели сердце?!!). Просто сейчас ему необходимо было услышать её голос, чтобы окончательно вернуться (а точнее, снова безнадёжно и радостно, с готовностью влипнуть) в своё и её прошлое.
Когда она заговорила, он с облегчением подумал, как хорошо, что на нём сейчас куртка, а не футболка или майка, иначе тело выдало бы его. От звука её голоса руки покрылись мурашками – так, что все волоски на предплечьях поднялись дыбом, и мгновенная полоса жара прокатилась вниз от самого горла. Из-за шума крови в ушах он почти не слышал, что она говорит, но точно знал, что она ничего не заметила и у него есть несколько секунд, чтобы взять себя в руки, успокоить внезапно заколотившееся сердце и вернуть голосу привычную насмешливую уверенность.

Добавлено (20.11.2012, 23:16)
---------------------------------------------
Эта блестящая розовая девица была просто манной небесной, потому что все заготовленные сценарии разговора напрочь вылетели у него из головы. Коньяк – вот что сейчас ему было жизненно необходимо. М-да… единственное, что может спасти смертельно раненого кота, – это глоточек керосина из примуса. Он сознательно сел в самое затемнённое кресло, во-первых, чтобы можно было наблюдать за ней, не привлекая внимания, а во-вторых – подальше от настырной и шумной Барби, которая явно и потешно возымела на него свои виды. Он привычно вставлял в монолог розовой куколки стандартные реплики, но взгляд его неизменно тянулся в сторону второго кресла, в котором тихим мышонком свернулась та, мысли о которой ржавчиной разъедали его бесконечное количество ночей. Она тревожила его своим молчанием. Он не знал, что чувствует наркоман во время ломки, но серьёзно подозревал, что эти ощущения очень сильно напоминают то болезненное нетерпение, с которым он ждал звука её мягкого голоса, её мимолётного взгляда (чёрт, ну почему она не сняла линзы?!), а больше всего – момента, когда она поднесёт к губам рюмку с коньяком. И когда этот момент наступил, он с радостной обречённостью почувствовал, как щёлкнули где-то внутри незримые кандалы. Он знал эту её особенность – спиртное она старалась пить быстро, одним решительным глотком, запрокидывая голову и на доли секунды открывая нежное белое горло. Его округлые плавные линии, мягко спускающиеся к едва заметной впадинке, в которой уютно устроился крошечный серебряный шарик на тонкой цепочке, неизменно вызывали в нём такую нестерпимую вспышку, которой никогда не добиться всем журналам для мальчиков и фильмам Тинто Браса. Переживать это сейчас было мучительно, страшно и сладко, как первый поцелуй.
Он знал себя. Он знал, что мысли о том, что она здесь, рядом, и теоретически – только теоретически – когда-нибудь может наступить момент, когда можно будет прикоснуться губами к этой нежной коже, осторожно тронуть тёплую впадинку, замутив серебристый блеск шарика своим горячим дыханием, – эти мысли не дадут ему не просто спокойно спать, но и нормально жить. Он знал, что невыносимые и безнадёжные мечты о чужой женщине, которая не любит и, скорее всего, никогда не полюбит его, теперь снова торжествующе вырвутся на волю из дальних закоулков сердца, куда он всё это время загонял их, и окрасят весь мир в свои цвета. Но он знал и то, что жить с этим не просто можно – только с этим он и представлял свою жизнь почти с того самого момента, как сказал правду о своих чувствах самому себе. Только себе, потому что ей этого говорить было нельзя. Есть слова, после которых уже ничто не может оставаться таким, каким было раньше, а он не мог позволить себе потерять её. Кроме того, он совершенно не представлял себе, какими словами можно передать это странное состояние, когда кажется, что другой человек словно живёт у тебя внутри. Не просто в мыслях или в сердце, а заполняет собой каждую твою клетку, держит в своих нежных длинных пальчиках каждый твой нерв и повторяет вместе с тобой каждый вдох. Однажды, когда он, вернувшись среди ночи домой, просто для шумового фона включил какой-то познавательный канал, его странно поразила передача о симбиозе организмов, когда паразит просто врастает в тело хозяина. Собственно, о симбиозе он ещё в школе что-то такое учил, но в тот момент его потрясло то, что хозяин погибает, если удалить паразита, – настолько глубоко и жизненно неизбежно их взаимодействие. Именно так он ощущал своё чувство к этой женщине, и жить без него было бы просто физически невозможно. Но ей совершенно не нужно было об этом знать. Она должна была быть счастлива, а его задача состояла в том, чтобы максимально приблизить это счастье – в чём бы оно ни заключалось.

Добавлено (20.11.2012, 23:18)
---------------------------------------------
Он сидел на ковре рядом с кроватью и смотрел, как она спит. Она спала очень тихо, почти беззвучно, и время от времени он тревожно прислушивался, дышит ли она. Осторожно и мягко прислонившись плечом к краю кровати, он неотрывно вглядывался в серебристое мерцание колец на её руке, небрежно свесившейся всего в паре сантиметров от его лица, и в его голове не было ни одной мысли. Женщина, на один поцелуй которой не жалко было бы обменять всех тех девиц, которые промелькнули сквозь его жизнь, тихо и доверчиво спала в нескольких сантиметрах от него – и в то же время как будто на другой планете. Он знал, что не может ни поцеловать её тёплую ладонь, ни коснуться мягких душистых волос, ни поправить сбившуюся вверх по бедру и так измучившую его полу лёгкого халатика, ни даже лишний раз пошевелиться, чтобы не разбудить и не испугать её. Он мог только неподвижно сидеть на ковре, слушать её тихое дыхание, дышать тонким, едва уловимым запахом её прохладных и строгих духов, ощущать совсем рядом тепло её сильного и нежного тела и думать. Мечтать о том, как это могло бы быть. Как эти волосы скользнут между его пальцев. Как эти пальцы коснутся его груди (дышать внезапно стало просто невозможно). Как это бедро дрогнет под его губами (о, Господи!). Как его ладонь осторожно накроет бархатистое, полное и мягкое полукружье её груди (идиот! нашёл о чём мечтать! совсем крыша не держится?!) Как это дыхание, срываясь, защекочет его ключицу. Как этот голос шепнёт…
Надо было уходить. Немедленно, потому что это не просто было невыносимо – это становилось опасным. Он внезапно понял, что переоценивал свою выдержку и свой хвалёный самоконтроль, которым он так гордился.
- Это всё коньяк, – решительным шёпотом сообщил он своему всклокоченному отражению в зеркальном шкафчике и ещё раз плеснул себе в лицо обжигающе-ледяной воды.
- Враньё! – презрительно отозвалось отражение. – Домой пора. И вообще-то ты здесь по делу, забыл?
- Я здесь по делу! – сказал он чуть громче. Это помогло. Голос был решительным и спокойным, дыхание – ровным, руки – твёрдыми, а щёки и уши – снова бледными. Всё. Порядок. Можно уходить. Главное – не соблазниться и не заглянуть на прощание в спальню. Да что с ним такое, в самом деле?! Прямо как пацан малолетний перед первым свиданием!
Эта мысль разозлила его, и он вышел быстро, тихо и аккуратно, задержавшись только на секунду в прихожей. Просто для того, чтобы ещё раз вдохнуть и запомнить запах её духов, которыми так ощутимо пропах чуть влажный от первого осеннего снега толстый пёстрый шарф.

Добавлено (20.11.2012, 23:22)
---------------------------------------------
***
Солнце щекотало ухо, и она тихо улыбнулась, не открывая глаз. Вспомнить сон было невозможно, но тёплое и счастливое ощущение от него осталось, свернулось комочком гдё-то в районе горла и радостно шевелилось там. Что же ей снилось? Настя глубоко вдохнула и вдруг почувствовала что-то неуловимое, что-то знакомое, заставившее мгновенно распахнуть глаза. О Господи, ну конечно же! Швед!
В квартире было пусто, чисто и тихо. И даже этот мимолётный, до боли родной запах теперь был почти неразличим. И никаких следов – только три чистых рюмки на кухонном столе. Ну да, он же ушёл с Аллочкой. Они не виделись три года, ничего не знали друг о друге, и он ушёл с Аллочкой допивать коньяк. Конечно. Почему бы и нет? Они же друзья! Просто друзья, и всё. И почему бы молодому, умному, симпатичному парню не попить коньяку с юной, раскованной и привлекательной (нет, чертовски привлекательной!) девушкой? Как там у Стругацких? Почему бы трём благородным донам не сыграть в кости там, где им вздумается? Никаких абсолютно не может быть препятствий.
Есть не хотелось совершенно. Настя приняла душ, убрала рюмки, застелила постель и от злости решила накраситься, благо времени было ещё вагон. Единственная помада никак не желала находиться, пока пунцовая от ярости и поисков Настя не вспомнила, что носит её в сумочке (зачем, спрашивается? всё равно ведь практически не пользуется!), а сумочка, естественно, висит на вешалке в прихожей.
Сумочка и шарф почему-то лежали на комоде, а под ними неожиданно обнаружилась пара перчаток. Явно мужских, тонких, из хорошей дорогой кожи, пахнущих табаком и «Фаренгейтом». Значит, он возвращался? Или нет? Или просто забыл их на комоде? Почему тогда они лежат под шарфом? Ладно сумочка – но шарф-то она определённо пристраивала на вешалку, он ещё упал, а она чуть не расплакалась от напряжения и досады.
Додумать она не успела. Грянул звонок, и через пару минут они с хмурой Аллочкой уже неслись на её «мерине» на работу. Сегодня Аллочка была на редкость молчаливой и мрачной, но это как раз было очень кстати – Настя и сама не была настроена болтать. Она вся была погружена в какое-то странное опустошающее чувство, словно наткнулась на старую облупленную фотографию, на которой все ещё живы. Это чувство странным образом подхлестнул юный кокетливый голос по радио.
Знаешь, ты болтаешь во сне,
Еле внятно, непонятно…
Мыслей хоровод в голове –
Куда-то едешь, потом обратно.
Видимо, кто-то позвал
Примерять чужое ложе,
Видимо, не удержал.
Значит, я тебе дороже…

Добавлено (20.11.2012, 23:23)
---------------------------------------------
В этом странном опустошении Настя немного поперекладывала туда-сюда по столу список телефонов, зачем-то потыкала пальцем землю в горшке с печальным кактусом (палец, естественно, немедленно выпачкался, и она вдруг расстроилась почти до истерических слёз) и очнулась только тогда, когда, пыхтя и отдуваясь, в двери приёмной протиснулся старый знакомый Жорик, бережно обхвативший огромными ручищами системный блок компьютера. Следом вальяжно вплыл томного вида юноша в тесном до треска жилете цвета «мама, не горюй», потерявших окрас, форму и достоинство джинсах и непередаваемо грязных кедах с полопавшимися подошвами. Челюсти его намертво были сцементированы жвачкой, но из нечленораздельного мычания Настя всё-таки уловила основную идею, а именно – что он, юноша, суть не просто какой-то там мелкий служащий, а не кто иной, как Великий и Ужасный Системный Администратор!!! А вот это железо – это её, Настин, нынешний компьютер! И чтобы она, мелкий пользователь-чайник, ни Боже сохрани, не вздумала пить на клавиатуре кофе, колоть мышкой орехи или ставить в радиусе полуметра обогреватели, неисправные электроприборы или пошлые кактусы. Во время этой ошеломляющей речи молчаливый ухмыляющийся Жорик довольно умело и быстро подключил все необходимые проводки, и уже через пару минут монитор приветливо расцвёл великолепным морским пейзажем. Юноша торжественно вручил Насте весёленький коврик для мыши, окинул скептическим взором рельефы Аллочкиных бёдер и царственно удалился, бросив на прощание мычаще-невразумительную фразу о том, куда обращаться при поломке – а в том, что поломка непременно случится в самое ближайшее время, юноша, похоже, абсолютно не сомневался. Настю он неожиданно развеселил, и она уже вполне бодро откликнулась на селекторный призыв Павла Фёдоровича немедленно разыскать ему окончательный вариант длиннющего соглашения о сотрудничестве с малопонятной организацией под мужественным названием «Аякс» и под его, Павла Фёдоровича, чутким руководством мгновенно внести принципиально важные изменения в части обязательств сторон. Настроение сдвинулось с мёртвой точки, Настя вошла в ритм и до самого конца рабочего дня с непонятным ей самой удовольствием рылась в компьютере, вычитывала и правила электронные варианты документов, аккуратно складывала бумажки в файлы и старательно надписывала названия на корешках папок. Никто её особенно не донимал, спонтанно повеселевшая Аллочка мило щебетала, Павел Фёдорович был терпелив и корректен, компьютер не выдавал информации об ошибках, не зависал и послушно сохранял файлы – словом, новая работа оказалась совсем не такой страшной. В документах, правда, действительно царил хаос, но для этого её и взяли на работу, чтобы этот хаос разгрести и привести в божеский вид!

Добавлено (20.11.2012, 23:26)
---------------------------------------------
В обед Аллочка, по вполне понятным для Насти причинам старательно избегающая разговоров о Шведе, умчалась куда-то в кафе с Жориком, и Настя пила кофе одна, разгладывая довольно унылый городской пейзаж за окном, когда в приёмную вдруг с шумом ворвался... клоун! Она не поверила своим глазам и с трудом подавила желание зажмуриться, а клоун уже дудел в смешную полосатую трубочку, выкрикивал какие-то стихи и размахивал перед носом совершенно ошеломлённой Насти связкой нестерпимо ярких шаров. С трудом уняв разбушевавшегося весельчака, Настя потребовала объяснений, а взамен получила средних размеров коробочку в цветной фольге, украшенную огромным бантом. «Доставка подарков, – утомлённо пояснил порядком запыхавшийся от неуёмного веселья и уже немолодой клоун, отирая вспотевший под гримом и париком лоб и подсовывая Насте какую-то ведомость. – Родзильской – это Вы, дама? Вот здесь распишитесь, пожалуйста». Настя, всё больше изумляясь, расписалась, нетерпеливо разорвала фольгу и ошеломлённо опустилась на стул. Это был телефон. Маленький и ужасно стильный чёрный слайдер, который внезапно засветился и залился в её руках нежной переливчатой мелодией. От неожиданности Настя чуть не выронила его из рук и долго не могла сообразить, на что ей надо нажать, чтобы ответить на звонок, а когда наконец поняла, то уже знала, чей голос сейчас услышит.
- Привет, – буднично и сонно пробормотал в трубке Швед. – Я у тебя перчатки забыл, кажется. Не находила?
- Находила, – она даже растерялась от такой обыденности. – Под своим шарфом. Как они туда завалились – не представляю.
- Понравился телефон? – он явно не намерен был обсуждать странное местонахождение перчаток. – Мне показалось, стиль твой. Это Нокиа, она тебе долго прослужит, да и сеть лучше других держит.
- Ой, да, спасибо тебе огромное – только в честь чего это вдруг такие подарки? Он же дорогой, наверное?
Он хмыкнул и помолчал.
- Да так просто. Я же тебе на день рождения ничего не подарил. Даже, по-моему, на два дня рождения.
- Приблизительно, – тихо ответила она, и они оба минутку помолчали. Но Швед не собирался попусту тратить деньги:
- На кофе завтра вечером приду, не против? Ты до которого работаешь?
- До пяти. Но лучше попозже! – она должна была настроиться и подготовиться, но абсолютно не представляла, как это сделать.
- Ладно. Буду завтра в семь. Привет этой твоей… ну, как там её? Светочке.
- Аллочке! – настроение у неё почему-то вдруг улучшилось, и она улыбнулась в трубку. – Кокетничаешь?
- Да если бы! Память девичья! – он тоже усмехнулся. – Ну, всё, пока. Я отзвонюсь ещё завтра, перед приходом. Трудись!

Добавлено (20.11.2012, 23:33)
---------------------------------------------
***
Той ночью Лизе приснился мистраль. Она напрочь забыла название Богом забытого островка на юге Франции, куда потащил её в отпуск Сергей, привлечённый тем обстоятельством, что этот остров описывается в одной из повестей Сименона о комиссаре Мегрэ. Лизе и в голову не могло прийти, что юг Франции может быть таким унылым, таким провинциально-глухим, таким чужим и невесёлым. Сергей буквально через день улетел в Марсель по делам, а она осталась совершенно одна и попала в мистраль. Это было невыносимо и чудовищно – каждый день, серый и монотонный, с одной и той же силой и в одном направлении он дул и дул, доводя до истерических слёз и сумасшествия. Сергей нашёл её через неделю уже практически в полубезумном состоянии страшной депрессии, и больше никогда они не ездили вместе к Большой Воде… А той последней ночью ей вдруг приснился этот жуткий, холодный, сырой мистраль. Он сек набухшими от воды песчинками кожу на лице, резал глаза и полосовал на мелкие лохмотья одежду. Ей снился багровый закат над Большой Водой, бросавший алые отблески на блестящую поверхность. Вода темнела, густела, кровавые языки лениво лизали полоску берега у самых её ног, песок и ветер напитывались влажной багровой пылью, и, опустив глаза, Лиза с ужасом увидела, что вся покрыта блестящими мокрыми кровавыми потёками…
Она проснулась от собственного крика и долго не могла успокоить бешено колотящееся сердце. Совершенно непроизвольным движением, защищая, накрыла ладошками живот – хотя какой там был живот! Но она всё равно чувствовала потребность уберечь от этого кошмара крошечного мышонка, который был где-то там, внутри, за тёплой кожей и пластинами мышц. Лиза встала, включила торшер и достала книгу. «Я тебе почитаю, – успокаивающе прошептала она мышонку, – про Винни-Пуха, ладно? Это мишка такой. Ты не бойся, он хороший! А мама больше не будет тебя пугать, правда-правда! Ну, слушай…»

Добавлено (20.11.2012, 23:37)
---------------------------------------------
Нужно было идти к Мадонне. Сегодня же. К тому же Сергей сказал, что она уже знает и как раз сегодня собиралась к адвокату на предмет развода. Сергей считал, что лучше всего будет, если Лиза придёт часикам к пяти – Мадонна как раз вернётся от косметолога, будет в благодушно-расслабленном настроении, и разговор пройдёт спокойно, быстро и безболезненно. Но уже в четыре Лиза поняла, что нервы её просто не выдержат такого напряжения, и в половине пятого, выдохнув, чтобы успокоиться, вошла в подъезд, отчиталась внушительному консьержу о том, к кому собралась, и поднялась в огромный холл третьего этажа. Короткий звонок прозвучал неожиданно громко, и только тут Лиза заметила, что массивная дубовая дверь приоткрыта. Это было странно и неестественно. Лиза осторожно и медленно приоткрыла дверь ровно настолько, чтобы её было хорошо слышно, и дрожащим голосом окликнула Мадонну. Голос эхом отозвался в тихом и пустынном холле. В приоткрытую щель Лизе была видна часть прихожей, шикарное антикварное трюмо, небрежно сброшенная великолепная меховая накидка и крошечная сумочка на длинной серебристой цепочке, напоминающая скорее большой кошелёк. Мадонна определённо была дома, но дверь почему-то за собой не закрыла. Испугавшись, не случилось ли чего-нибудь, Лиза медленно вошла и уже громче позвала из прихожей:
- Мадонна Давидовна, Вы дома? С вами всё в порядке? Это я, Лиза Суровцева, Серёжа сказал, что Вы меня ждёте…
Квартира ответила гулкой тишиной. Делать было нечего, нужно было входить – а вдруг Мадонна, например, заснула, а квартира открыта, мало ли что! Или ей действительно плохо?
Мадонне не было плохо. Больше не было. Она лежала навзничь на шикарном ворсистом ковре огромной гостиной, и яркий ослепляющий свет старинной хрустальной люстры безжалостно бил прямо в её удивлённо распахнутые глаза. Она была явно и необратимо мертва, и чтобы понять это, не нужно было даже подходить близко – достаточно было торчащей откуда-то из её живота чёрной рукоятки обычного кухонного ножа. Сергей ужасно хвастался этим ковром, говорил, что это настоящий марокканский и стоит сумасшедших денег. Теперь ковёр определённо придётся выбросить – кровь залила весь его центр, брызги попали даже на белый плюш низких кресел, и смазанный след руки виднелся на краю светлой полированной столешницы журнального столика. Скорую вызывать бессмысленно – это была первая мысль оцепеневшей от шока Лизы. Она растерянно осела на пол посреди гостиной, уронив сумочку и до боли зажав рот руками, чтобы не закричать.

Добавлено (20.11.2012, 23:40)
---------------------------------------------
Она не знала, сколько времени просидела так, тупо и неотрывно глядя в мёртвые, неестественно блестящие глаза Мадонны, пока её внимание не привлекли какие-то яркие бумажки на столике. С трудом заставив себя подняться, на подламывающихся ногах она по широкой дуге обошла тело и, приглядевшись, поняла, что это не просто бумажки – это фотографии. Их общие с Сергеем фотографии. Венеция. Шарм-эль-Шейх. Прага. Париж. Фотографий было много, они скользили и рассыпались в её дрожащих руках, а она бессмысленно, ничего не понимая, тупо перебирала их, пока одна из фотографий, вырвавшись из ослабевших пальцев и плавно спланировав, не накрыла окровавленную кисть Мадонны, судорожно сцепившую лезвие. Покачалась и тихо соскользнула на влажный алый ворс дорогущего марокканского ковра. Ужас мутной волной накрыл Лизу. Она помчалась в прихожую, к телефону, с четвёртой попытки набрала «Скорую», пролепетала что-то о том, что тут кому-то плохо, и вихрем вылетела из квартиры, захлопнув дверь. В холле она остановилась, попыталась успокоиться и прошла мимо консьержа, увлечённого чтением «Футбольного вестника», относительно спокойно и медленно, как сквозь толщу воды.
В квартиру она влетела так, словно за ней гналась, как минимум, стая разъярённых волков-людоедов. Взглянула на себя в зеркало и ужаснулась: вид у неё был абсолютно безумный. В глазах, кажущихся огромными на белом плоском лице, словно отражалась лужа крови, всё ещё сочившейся из мёртвой и такой жуткой Мадонны, руки тряслись, волосы взмокли от пота… Стоп. Надо успокоиться и подумать нормально. Нет. Не так. Надо кому-нибудь немедленно позвонить.

Добавлено (20.11.2012, 23:41)
---------------------------------------------
Телефон Сергея не отвечал. Настюха – вот кто сейчас был Лизе действительно необходим! За то время, что Настя добиралась в кабинет своей начальницы к телефону, Лиза совершенно не успокоилась, даже наоборот, руки ещё сильнее взмокли, мысли смешались в какую-то невразумительную кашу, и она, задумавшись, даже вздрогнула от испуга, когда неожиданно громко в трубке прозвучал такой до боли родной голос:
- Зюзь, это ты? Чего там у тебя стряслось?
- Мадонна…
- Чего Мадонна? Нагрубила тебе, что ли, стерва кавказская?
- Нет… Насть, её, кажется, убили…
Трубка помолчала немного и сосредоточенно поинтересовалась:
- Зюзя, с тобой всё в порядке?
- Ну, учитывая, что я пришла к Мадонне поговорить и нашла в квартире её труп с ножом в животе и в луже крови – да, со мной всё в порядке! – злость помогла Лизе собраться, и она уже соображала более-менее ясно.
Шум в трубке утих – видимо, Настя закрыла дверь кабинета:
- Так. Чудесно. Просто красота. Ладно, сопли распускать без толку. Давай по порядку. Ты пришла к ней…
- Ну да. Я пришла к ней. Дверь открыта. Я зашла – смотрю, а она лежит. И в животе нож. Кухонный, – жуткая картина снова всплыла перед глазами, и Лиза сползла на ковёр и часто задышала, стараясь унять тошноту.
- Чёрт! Вот чёрт! – Настя стукнула чем-то и ненадолго замолчала. Когда она снова заговорила, её голос был холодным и решительным. – Так. Давай думать. Ты там трогала что-нибудь?
- Нет. То есть… ну, ручку дверную. Телефон. И ещё фотографии, кажется…
- Час от часу не легче! Ты что, Зюзька, совсем с катушек съехала? Какие ещё фотографии?!
- Там фотографии на столе лежали. Ну, где мы с Серёжей на отдыхе. Много, штук двадцать точно…
- И ты что, сидела там над трупом, фотографии рассматривала??!
- Я просто… ну, просто взяла посмотреть, что это такое… Насть, ну не ори ты так! Я вообще там соображать перестала, минут двадцать, наверное, просто на полу сидела! А потом одна фотография упала на Мадо… на тело, я испугалась, ну, и «Скорую» пошла вызывать…
На этот раз Настя молчала так долго, что Лизе показалось, что она внезапно оглохла от пережитого кошмара.
- Так. Поправь меня, если я в чём-нибудь ошибусь, – казалось, Настя разгрузила минимум машину угля – столько безнадёжной усталости было в её голосе. – Ты пробыла в квартире с трупом как минимум полчаса и оставила свои пальцы не только на дверной ручке внутри и снаружи, но и на телефоне, и на столе, а главное – на куче фотографий, одна из которых лежит сейчас прямо в луже крови. Ко всему прочему, ты же ещё и «Скорую» вызвала. Правильно?
- Да… – до Лизы постепенно стал доходить весь ужас происходящего.
- И тебя видел кто-нибудь? Ну, охранник, например? Дворник? Соседка?
- К…консьерж… – от шока Лиза внезапно стала заикаться.
- Замечательно. Консьерж нам тоже прекрасно подходит. Ладно. Ты сейчас где?
- Д…дома. Ну, то есть там, где мы с Серёжей живём. Жили…
- Вот «жили» – это очень правильно. Так. Хорошо. Сейчас мы все дружно успокоимся и начнём принимать меры. Немедленно – ты меня поняла? НЕМЕДЛЕННО!!! Собирай все свои манатки, всё, что там твоё, и бегом ко мне! Я отпрашиваюсь и тоже бегу. Встретимся у меня и будем думать дальше. Всё, побежали.

Добавлено (20.11.2012, 23:47)
---------------------------------------------
Да, надо было бежать. Лиза вскочила, достала огромную сумку и забегала по квартире. Так. Первое – паспорт. Какого чёрта он тут делает? Ладно, в сумку его! Теперь. Видео – их общие с Серёжей съёмки на отдыхе. Диски. Деньги – заначка на чёрный день. Фотографии. Бельё. Тряпки – господи ты боже мой, откуда же их столько?! Книги точно не влезут. Украшения, безделушки… всё. Она захлопнула дверь и уже на лестнице услышала, как в квартире зазвонил телефон. Она в нерешительности минутку потопталась на площадке, но в голове громом прозвучал разгневанный голос Насти. Лиза тряхнула волосами, отвернулась от назойливого звонка и побежала к троллейбусной остановке.
Настя была уже дома и металась по квартире, как тигрица по тесной клетке. Она немедленно вцепилась в измученную и ошеломлённую Лизу, силой впихнула ей в руки бокал с коньяком и забросала вопросами, короткими и точными, как выстрелы:
- Кто знал, что ты будешь сегодня там?
- Серёжа, он сам эту встречу организовал… больше никто.
- Ясно. Сколько примерно прошло времени с того момента, как тебя там видели?
- Сейчас сколько? Полшестого? Тогда где-то час-полтора.
- Нормально. Ментов, может, там ещё и нет. Но расслабляться нельзя – твой козёл вполне мог явиться домой, а уж он-то тебя с потрохами сдаст, дорогуша!
- Насть… менты, скорее всего, уже там…
- Чёрт! Точно – ты же «Скорую» вызвала, пионерка ты моя! Мадонне всё равно не поможешь, а себе срок уже заработала!
- Насть, что теперь нам делать? Надо Серёже позвонить…
- Господи, да звони уж сразу прокурору, оформляй явку с повинной! Ты что, совсем с ума спрыгнула на почве большой и светлой любви? Ты сама-то соображаешь, как для него всё прекрасно сложилось? Любовница на почве ревности грохнула горячо любимую супругу – благодать! Одним махом семерых побивахом! Теперь ему надо только тебя, дуру, посадить, и он на коне! Убитый горем известный бизнесмен, и фирму теперь ни с кем делить не надо, и он весь в белом – вернее, в чёрном, он же у нас теперь богатенький вдовец! Тебя на зону, Мадонну в землю – и наслаждайся жизнью! Слушай, а не сам ли он супругу-то свою… того? – Настя даже остановилась от внезапно ошеломившей её мысли. – А что? И очень даже запросто! Ой, слушай, только не реви, ради Бога, Зюзь! Ну, мы придумаем что-нибудь! О – дяде Сене звонила? Я сама сейчас позвоню. Телефон говори.

Добавлено (20.11.2012, 23:49)
---------------------------------------------
Трубку долго не брали, и Настя уже собралась положить трубку, когда глуховатый голос отозвался:
- Слушаю.
- Арсения Григорьевича можно услышать? – голос у Насти стал тоненьким и робким – совсем как в детстве.
- Слушаю. Кто это? – нетерпеливо рявкнул голос.
- Дядя Сеня, это я, Настя…
- Какая ещё Настя?
- Родзильская… подруга Лизы Суровцевой.
- Стоп! – голос в трубке стал твёрдым и холодным, как самурайский меч. – Больше ни одного имени. Отвечай только да или нет. Поняла?
- Поняла. То есть – да.
- Вы сейчас вдвоём?
- Нет, – осторожная Настя покосилась на Лизу и погрозила для убедительности кулаком.
- Сможешь быстро связаться?
- Да.
- Кому-нибудь ещё звонила?
- Нет.
- Телефон твой не изменился?
- Нет.
- Сиди тихо. Я через пару минут перезвоню.
Он позвонил через четверть часа, явно с улицы – в трубке шумели машины и звенели трамваи. Настя включила громкую связь и поманила Лизу поближе к телефону.
Дядя Сеня не стал тратить время на пустые утешения.
- Так, Настасья. Слушай меня внимательно. Тело нашли. Муж. Даёт показания. Лизу уже ищут. Пусть пока сидит тихо и не высовывается. Он про тебя почти ничего не знает, ни телефона, ни адреса, ни фамилии – только и сказал, что была вроде бы какая-то подруга. С такими данными минимум сутки ещё есть. Домой пусть не вздумает сунуться. На ту квартиру, где они жили с ним, я сам поеду, заберу её вещи…
- Уже, – коротко проинформировала Настя.

Добавлено (22.11.2012, 23:24)
---------------------------------------------
Настя быстро оделась, крепко обняла Лизу и ободряюще чмокнула в холодную щёку.
- Ничего, Зюзя, пробьёмся касками! Мы же вместе! Значит, всё образуется! Жди!
Лиза долго смотрела из окна, как Настя вышла из подъезда, яркая, энергичная, невозможно красивая, и бодро зашагала к метро. Чтобы больше никогда не вернуться.

Добавлено (22.11.2012, 23:25)
---------------------------------------------
***
Эту женщину он заприметил давно. Впервые она поразила его на ипподроме – она так искренне болела за свою лошадь, словно от победы зависело не только её материальное положение, а чуть ли не жизнь! При этом она явно не бедствовала: ездила на достаточно пристойном «Форде», проводила массу времени в салоне красоты (это было ясно видно по тому, насколько профессионалам удалось украсить её, в общем-то, довольно невзрачную внешность) и имела довольно много времени для досуга – судя по местам, в которых встречалась ему. Внешне она вполне соответствовала его любимому типу – достаточно высокая, с приятными округлостями в нужных местах, с длинными каштановыми волосами, которые она никогда не скалывала и не заплетала, эта женщина первый взгляд казалась милой, весёлой и приятной, но Охотник не привык доверять первому впечатлению. Ему необходимо было точно знать о ней всё, чтобы решить, Она ли это.
Её звали Ангелиной, и она нравилась ему всё больше по мере того, как он добывал о ней информацию. Она действительно была милой и весёлой, регулярно встречалась со школьными подругами, которых сохранила даже после того, как удачное замужество подняло её довольно высоко над ними – и прежде всего в материальном отношении, часто навещала пожилых родителей, причём не только своих, но и мужа, и была ласковой и заботливой матерью для своей пятилетней малышки.

Добавлено (22.11.2012, 23:26)
---------------------------------------------
Она не слишком любила рестораны, но часто бывала на рынке и продукты выбирала долго и придирчиво, не экономила на качестве – а значит, готовила сама. У неё были нежные округлые руки и мягкий журчащий голос. Кому-то она могла показаться полноватой, но Охотнику это даже нравилось – в постели с худышкой он немедленно начинал чувствовать себя гомосексуалистом. Кроме того, природа устроила всё так, то у худых женщин худым было пропорционально всё – ноги, руки, шея… и если на узкую талию он смотрел одобрительно, то отсутствие пышной груди воспринимал болезненно и критически. «На костях мужика должно быть прилично мышечной массы, а на женских костях, кроме кое-каких мышц, ещё и сальца неплохо бы, – плотоядно усмехаясь, поучал когда-то Гюрза. – Ну, ты сам посуди. Вот взять, к примеру, меня. Я тренированный. Мышцы есть, где положено, и не висят мешками, а твёрдые, как деревяшки. Жира нет нигде, всё подтянуто, не запускаю это дело. И вот нахрена мне, скажи, пожалуйста, баба с точно таким же телом, как у меня? Что за интерес? И природа так устроила. Вот смотри – нам в бабах нравится то, чего у нас самих нету. Формы! Так что не знаю, как ты, а я пухленьких очень уважаю. Ну, не свиней совсем, конечно, а так, в меру – чтобы и животик, и попка, и другие прочие мягкости - пухлости… Так вот!» Эту точку зрения Охотник вполне разделял и абсолютно не мог понять, зачем женщины изнуряют себя диетами, пилюлями и тренажёрами. Он совершенно искренне считал, что женское тело призвано уставать только от любви, и был готов применить свою теорию на Ней, той, которая станет для него единственной.

Добавлено (22.11.2012, 23:28)
---------------------------------------------
Тем более, что в случае с Ангелиной он подозревал, что её полнота – как раз от того, что ей не хватает любви. Охотник внимательно изучил её мужа. Он был, в общем-то, неплохим парнем, только совершенно заплывшим, ленивым и добродушным, как бегемот. И явно не мог в постели предложить своей ещё молодой, здоровой и энергичной жене ничего более интересного, чем новый пеньюар. А это существенно повышало шансы Охотника на победу – если бы ему вздумалось ввязаться в эту игру. Наблюдая за Ангелиной, он в очередной раз вспоминал разговоры с Гюрзой, которые поначалу его ужасно смущали, а потом так пригодились в жизни. Гюрза категорически презирал «хряков, которые думают, что кошелёк заменит им все важные для мужика органы!» «Ты, Хантер, только не подумай, бабки – это очень важная вещь, их заработать – это ещё уметь надо. Об этом и речи нет. Только знаешь, меня до армии ужасно раздражали фильмы… ну, ты знаешь, какие, сам, небось, смотрел. Да ладно, не красней, знаю, что смотрел! Так я обратил внимание – там все без исключения бабы притворяются. Абсолютно все. Смотришь – и никакого кайфа. Как будто люди на работу пришли. И так она их достала, сил нет уже даже сделать вид, что получают удовольствие! А всё почему? Как мы привыкли? Водки тяпнул, перекурил, три минуты на всё, выдохнул – и спать, а то устал я сегодня что-то, дорогая! А потом удивляемся – загуляла! Вон, Медведь жаловался: чего, говорит, ей не хватало?! Не пью, не гуляю, матом почти не ругаюсь, зарабатываю, сроду пальцем не тронул, и в постели всё нормально было вроде, размер-то у меня приличный! – а она взяла и ушла к какому-то доценту нищему, соплёй перешибёшь! И, главное дело, любит его, расцвела, похудела, помолодела даже! А я ему и говорю: ты, говорю, сколько раз после свадьбы ей цветы дарил? А когда последний раз причёску хвалил или, там, кофточку? А кто ей из актёров голливудских нравится, знаешь? А где её поцеловать надо или погладить, чтобы растаяла? А обещал когда-нибудь дома закрыть, если ещё раз будет с соседом на Новый год танцевать?

Добавлено (22.11.2012, 23:29)
---------------------------------------------
А он мне знаешь что в ответ? Я что, говорит, педик, что ли?! А доцент этот, небось, не ленится: утром пощекотал, каким-нибудь пупсиком-зайчиком обозвал, и плевал с высокой горки, что у неё живого веса центнер, – вот она и ждёт его целый день, как солнышка ясного, губы красит и духами мажется. А он, не будь дурак, пришёл – и с порога: как, мол, я по тебе соскучился, любимая! Даже если за день и не вспомнил ни разу, а в курилке с лаборанткой тискался. Вот тебе и всё, готово дело – она ему и ужин, и футбол, и диван с газеткой. А он и тут продумает – подойдёт, пока она, к примеру, посуду моет, обнимет со спины, за формы подержится: такое, мол, желание у меня просыпается, когда о тебе думаю, дорогая, что никакого футбола не надо – а футбол уже и кончился давно! Тут уж она из кожи вылезет, чтобы ему устроить небо в алмазах, а главное – и сама гораздо больше кайфа получит. Не мы с тобой придумали, что бабы ушами любят. Они устроены по-другому, вот в чём дело, у них кайф в голове начинается и вниз спускается очень медленно! А этот лопух про размеры мне свои рассказывает, нашёл, чем гордиться! Кого они интересуют, размеры его?! Это только придурки на зоне себе шары вшивают, а потом дохнут от сепсиса. Или малолетки друг с другом меряются – у кого больше, тот и круче. Мозгами бы лучше мерялись, толку больше. А если ты такой даун, что занят только сам собой, то нахрена тебе живая баба? Домработницу найми, дешевле обойдётся. И купи себе куклу резиновую – эффект тот же. А уж если хочешь, чтобы тебя любили, ждали и хотели больше, чем какого-нибудь дохлого доцента, так подними свою задницу и начинай что-нибудь делать! Я, брат, много насчёт этого всего думал. Мы же как думаем? Если нам в этом смысле надо мало, значит, все такие. Вот тут и прокалываемся. Потому что баба – она как копилка: что положишь, то и возьмешь. А если ничего не положил, то и не жди ничего. Так-то вот».

Добавлено (22.11.2012, 23:31)
---------------------------------------------
Слушать это от красавца Гюрзы, у которого явно от баб отбою не было, поначалу было немного странно. Но потом Охотник задумался: а может, в этом и есть главная мужская сила? В умении независимо от внешности сначала заполучить, а потом намертво привязать к себе любимую женщину – да так, чтобы она не просто из-за детей или кошелька с тобой рядом была, а любила бы без памяти и была надёжным тылом, хранительницей вечных ценностей семьи, к которой всегда хочется вернуться?.. Эта наука накрепко засела в его голове, и постепенно портрет Той Самой Женщины, Жены сложился в его представлении окончательно. Доброта. Хозяйственность. Чистоплотность. Порядочность. Верность мужу и семье. Умеренность и здоровье. Ум – потому как зачем ему дурочка? Жена должна и совет дельный уметь дать, и подсказать в трудном случае. Такт и готовность простить мелкие неурядицы характера. Любовь – а как без неё? Но с этим проще, это вопрос регулируемый, как заставить себя любить, Охотник знал очень хорошо. Желательно, конечно, миловидность – но и это не принципиально. Были бы деньги, а голливудскую красавицу из любой Бабы Яги можно сделать, при теперешнем-то уровне пластической хирургии! Да и зачем она ему, красавица? Всем они, конечно, хороши, только безоговорочное большинство из них искренне считает, что красоты для жизни более чем достаточно, и раз уж ты уродилась красивой, то такие глупости, как ум, образование, доброта, воспитанность и прочее – просто совершенно излишние обременительные мелочи. Опять же: красивую жену долго не удержать. Она никогда не перестанет искать, кому бы свою красоту продать подороже. Так что красота Охотника не волновала, а тот факт, что Ангелина была такой миленькой, он воспринимал просто как удачное дополнительное совпадение.

Добавлено (22.11.2012, 23:32)
---------------------------------------------
Борова своего она явно не любила, просто привыкла к его доброте и воспринимала больше как друга и опору. И это тоже было дополнительным стимулом для Охотника. Он всё чаще представлял себе, как заставит светиться её зелёные глаза, как внесёт на руках в новую квартиру (денег у него было уже давно достаточно, но он не торопился с покупкой – нужно было сначала обсудить это с Ней, чтобы их обоих устроил и район, и дом, и двор, и остальные немаловажные вещи). Он много раз проигрывал в голове их «случайное» знакомство и мысленно улыбался, представляя её изумление, когда в кафе он закажет её любимую рыбу на гриле и мороженое с фисташками или подарит горшочек с редкой фиалкой, которые она безумно любила и трепетно коллекционировала. Её муж был поклонником мяса и тортов, а фиалки считал блажью, не стоившей затрачиваемых денег, сил и времени. Охотник, конечно, скажет ей, что с детства обожает рыбный гриль, и смущённо признается, что фиалки – его любимые цветы. Эти мысли и планы доставляли ему огромное удовольствие. Главное, чтобы она не разочаровала его, как это случилось в прошлый раз, с Женей, когда он уже собирался случайно столкнуться с ней у машины, как вдруг увидел, КАКОЙ «клуб по интересам» (а точнее, мерзкий притон) тайно посещает эта извращенка. Даже сейчас, когда его душа была умиротворена будущим счастьем, воспоминание о прошлых ошибках и разочарованиях снова заставляло его морщиться, как от физической боли. Утешала только мысль, что справедливость всё равно восторжествовала, и всех их постигла заслуженная кара.

Добавлено (22.11.2012, 23:33)
---------------------------------------------
Он хорошо знал её маршрут. Сегодня была среда, её муж играл с коллегами в преферанс, а Лина (в мыслях он называл её Линой – это было интимнее, нежнее и музыкальнее) навещала лучшую подругу. Ему не нужно было ехать за ней, чтобы выяснить это – это была сложившаяся традиция, да и с работы он просто не успевал перехватить её у подъезда, и поэтому решил подъехать прямо к дому подруги и подождать её там. Но уже через несколько минут понял, что лучше бы ему было ехать за ней от дома – тогда он, возможно, никогда не узнал бы того, что с внезапной ясностью увидел сейчас.
Подруга, худая белобрысая стерва по имени Снежана (и имя-то какое поганое!) явно куда-то намылилась, потому что выводила из гаража свою дряхлую дребезжащую «девятку». Но странно было не это. На глазах у Охотника к подъезду расхлябанной походкой лениво подошёл какой-то сопляк лет двадцати и призывно помахал Снежане. Та, спотыкаясь, выскочила из машины, подбежала к этому наглому хлыщу, непрерывно жующему жвачку, весело чмокнула его в щёку и… достала из кармана связку ключей! Юнец лениво опустил их в карман широченных низких джинсов (Охотник просто ненавидел такие – они никогда не были чистыми, потому что волочились за хозяевами по земле, мешками висели на тощих бёдрах, иногда даже открывая нижнее бельё, а при взгляде со спины складывалось впечатление, что их владелец наложил в штаны), хозяйским жестом взял зардевшуюся Снежану за грудь (второй рукой при этом поправляя заложенную за ухо сигарету) и с мерзкой ухмылочкой сказал что-то явно скабрёзное, потому что Снежана залилась краской ещё сильнее и глупо захихикала, неохотно отстраняя его руку. Эта сцена оскорбила Охотника до такой степени, что он не сразу понял её значение и пару минут, пока эта крашеная стерва укатила, а сопляк скрылся в подъезде, просто сидел в машине, пытаясь унять головную боль и избавиться от мерзкого металлического привкуса во рту. К моменту, когда у подъезда притормозил «форд» Лины, Охотник уже взял себя в руки и прекрасно понимал, что именно происходит. Но с каким-то извращённым удовольствием хотел увидеть это своими глазами.

Добавлено (22.11.2012, 23:34)
---------------------------------------------
Женщина, которую он избрал, которая должна была стать идеалом Жены и Подруги, матерью его детей, уверенно припарковала машину, вытащила с заднего сиденья объёмистый пакет с логотипом дорогого супермаркета (из пакета кокетливо выглядывало горлышко коньячной бутылки и угадывались какие-то свёртки и баночки) и чуть ли не бегом вбежала в подъезд. Охотник видел такое и раньше, ещё когда наивно думал, что Лина старается ненавязчиво подкармливать одинокую и не слишком обеспеченную подружку во время таких вот «девичников». Всё оказалось гораздо проще и циничнее. Она прикармливала молодого любовника и, возможно, даже платила ему за удовольствие. Хотя – вероятно, парень действительно был хорош, потому что за спиной этой дуры явно пользовал ещё и её облезлую подружку, и уж эту определённо бесплатно, потому что денег на содержание любовника у неё точно не было. Вся та сказка верной и вечной любви, которую так тщательно продумывал и готовил Охотник, Лине была не нужна. У неё и так было всё, что требовалось: деньги, положение, ребёнок, толстый богатый муж, которому и в голову не приходила возможность измены, и любовник моложе её лет на десять – для разжижения застоя в крови. «Как спешит! Не терпится!» – отстранённо подумалось Охотнику. Он засёк время и устроился поудобнее.

Добавлено (22.11.2012, 23:34)
---------------------------------------------
К моменту, когда в глубоких сумерках она вышла из подъезда, как сытая кошка, расцеловалась с подъехавшей Снежаной и отправилась домой, Охотник уже успокоился и продумал всё до мелочей. Парня он ни в чём не винил. Ну, в самом деле, какие могут быть претензии? Молодой, явно студент, денег нет, а сил много, гормоны бушуют, а тут такой удачный случай: сразу две тётки, ещё не старые, симпатичные и до молодого тела голодные. А одна ещё и кормит, поит и вообще – снабжает. И никаких тебе подъездов и обкуренных девиц на общаговских простынях – всё гигиенично, безопасно и красиво. Но Лина… каждый раз он, обжигаясь, давал себе слово больше никому из них не доверять и не обольщаться, но всё равно надеялся, что вот наконец это ОНА! И в минуты горького разочарования он не мог контролировать адского огня в душе и пульсирующей боли в шраме.
Знаешь, как убить врага?
Совсем не ерунда!
На то она война –
И опытным бойцам
Ужасно нелегко:
Им совесть не даёт
Или трясутся руки.
Чтобы руки не тряслись,
Налей-ка двести грамм
Простого коньяка –
Тогда рука легка,
Как белые крыла,
И сердце, как пилот,
Манит, зовёт в полёт!

Добавлено (22.11.2012, 23:35)
---------------------------------------------
Выруливая со двора, он довольно улыбнулся и сделал радио погромче – ему всегда нравился жёсткий и такой осмысленный старый рок. Он был совершенно спокоен и сосредоточен, и план ясно вырисовался у него в голове. Просто нужно было успокоиться, зайти в кафе, выпить пару чашечек своего любимого кофе с миндалём и ещё раз уточнить некоторые технические детали. Но он знал, что всё получится. Как обычно. Он был лучшим учеником и последователем Гюрзы и не совершал ошибок – во всяком случае, пока.
Чтобы выпить двести грамм,
Пойди, найди стакан
Из тонкого стекла,
А лучше хрусталя,
Чтоб отражалась в нём
Вечерняя заря,
Чтобы играло солнце.
Чтобы солнышку светить,
Нужно пить, и пить, и пить,
Иначе не прожить,
Чтоб радовался Бог
И Солнце не вошло
В бездонный океан,
А лучше нам в стакан!

Добавлено (22.11.2012, 23:37)
---------------------------------------------
Навстречу ему неслись цепочкой туманные городские фонари, блеклыми тенями мелькали неприметные силуэты прохожих, расцвеченные огнями витрин в самые неожиданные сюрреалистические образы, а он был странно, как-то мазохистски счастлив, что всё так получилось. Ему снова предоставлялась возможность исполнить свою миссию. В том, что очищение мира от грязи тайных грехов есть его величайшая жизненная миссия, он абсолютно не сомневался. И был счастлив ощущать себя карающим мечом в руке Господа. Однажды в музее оружия его до глубины души поразил необыкновенный клинок – странной волнообразной формы, словно след проползшей змеи, на конце он заканчивался неожиданно коротким острием, совершенно прямым, узким и поражающе неотвратимым. Дремлющий в кресле у экспозиции очкарик, явно подрабатывающий студентишка, охотно объяснил Охотнику, что это так называемый пламенеющий меч, больше декоративный, призванный придавать средневековому рыцарю в глазах поражённых сарацин вид грозного архангела, в руке которого полыхало Божье пламя, выжигающее скверну и ересь калёным железом. Охотник только хмыкнул в ответ. Мальчик мог и не знать, что средневековое оружие просто не может быть декоративным – по определению. Сам Охотник ясно видел, что меч предельно функционален: колющую и рубящую кромки мастер гениально соединил с режущей. Это был прорыв в оружейном деле, а меч, ко всему прочему, был ещё и завораживающе красив. В другой жизни, если бы это было возможно, Охотник с радостью родился бы в те времена, только для того, чтобы хоть раз выйти с этим мечом в бой. Картина безжалостного, честного и открытого кровавого боя, где можно развернуть затекшие от долгого безделья плечи и с мягким причмокивающим звуком рассечь мгновенно плеснувшее кровью тело варвара «во имя Господа нашего», так ярко и реалистично всплыла в его голове, что мышцы его рук на мгновение осознали благодатную и какую-то даже физически блаженную тяжесть меча.
Чтобы ближнего убить,
Придётся много пить,
Тогда всё хорошо,
И сердце не болит,
И разум говорит –
Что было, то прошло!
Думаю, что теперь ты
Знаешь, как убить врага
Посредством коньяка,
Налив его в стакан
И выпив двести грамм
Во славу небесам!
Теперь попробуй сам
И не забудь сказать, да:
Здравствуй, Бог! Это же я пришёл!
И почему б нам не напиться?!
Я нашёл, это же я нашёл,
Это мой новый способ молиться!..

Добавлено (29.11.2012, 11:29)
---------------------------------------------
Девочки, пришла каяться: до воскресенья ничего не смогу добавить. Домашний ноут слегка крякнулся, а текст только там. До воскресенья, может, получится хоть временно реанимировать, и тогда я оправдаюсь!!!